Трижды до восхода солнца - Полякова Татьяна Викторовна

— Где твоя сестра? — сурово спросила мама.

Уже три недели она лежала с загипсованной ногой, и это обстоятельство самым пагубным образом сказалось на ее характере. То есть самым пагубным образом это сказалось на нас, мамин характер и до той поры ангельским назвать не мог бы даже самый бессовестный хитрец, поднаторевший в комплиментах, без того чтобы его тут же не заподозрили в скрытой издевке.

Ногу мама умудрилась сломать, находясь в санатории, куда ее уговорил отправиться папа. Думаю, он просто рассчитывал пару недель побыть в тишине и покое, что удавалось крайне редко, так как отдыхать они обычно ездили вместе (должно быть, по этой причине папа отпуска терпеть не мог). Мама весьма кстати пожаловалась на ломоту в суставах, и заботливый супруг тут же подсуетился с путевкой. Мама отбыла в Краснодарский край, заметив хмуро, что ничего хорошего от этой поездки не ждет. Впоследствии папа утверждал, что мамино чутье не подвело и беду она предвидела загодя. Агатка по этому поводу высказалась так: "А на фига было каркать?"

Как бы то ни было, но мама сломала ногу на третий день своего пребывания в санатории, и вызволять ее из беды семейство отправило меня. К тому моменту персонал санатория был на грани нервного срыва, моего появления там ждали с нетерпением.

Однако маму оно совсем не обрадовало. Думаю, мамуля считала, что если несчастье случилось с ней в этих стенах, она имеет право на моральное удовлетворение, которое всячески намеревалась продлить. Но так как я уже явилась пред ее ясные очи, пришлось выметаться. Но и здесь мама проявила характер, заявив, что лететь самолетом отказывается. В результате мы двое суток тряслись в поезде, где на меня обрушился поток нравоучений.

Я выпала из поезда на привокзальную площадь с распухшей головой и мамой в инвалидной коляске. К счастью, здесь уже поджидал папа, я бросилась ему на шею с восторгом, какого не испытывала с раннего детства. С тех пор мы находились в состоянии боевой готовности, то есть готовы бежать куда угодно сломя голову. Мама справедливо заподозрила, что нас гонит прочь вовсе не желание ей услужить, и старалась, как могла, разнообразить нашу жизнь.

Агата отговаривалась срочными делами и домой забегала раз в день и то минут на десять, предпочитая узнавать о состоянии больной, переминаясь с ноги на ногу возле входной двери. Я же работала дворником, осень выдалась на редкость теплая, если так пойдет дальше, снега ждать замучаешься, в общем, отговориться авралом я не могла и оттого навещала маму куда чаще.

— Где твоя сестра? — повторила мама, а я подумала, что Агатка вконец обнаглела, потому что не появлялась в родном доме два дня. Обиды на сестру у меня не было, только зависть. Но на мамин вопрос следовало быстро ответить, дабы не вызвать ее гнев, и я сказала:

— Она звонила. Какое-то срочное дело.

— Разумеется, — фыркнула мама. — Твоя сестра совершенно бесчувственная. Оттого и замуж никто не берет.

В комнату заглянул папа и с робостью произнес: — Августа, здесь столько корреспонденции скопилось, не хочешь взглянуть?

— Не хочу. Какое сегодня число? — в свою очередь спросила мама, а получив ответ, сказала, морща лоб: — Завтра Гришин устраивает прием. Я обещала быть.

— Ничего страшного. Ему известно, что ты сломала ногу, так что…

— Придется тебе идти, — перебила мама. — Он мне с этим приемом два месяца надоедал. И для него очень важно…

— Августа, ты забыла, я завтра должен быть в Москве.

— Черт, — выругалась мама и нахмурилась еще больше. — Как неловко получается. Начнут болтать, что мы пренебрегаем… А Гришин мужик безотказный, обижать его нельзя.

Папа развел руками.

— Меня ждут в Генпрокуратуре, а ты не можешь отправиться на прием в инвалидной коляске.

Что мама может, а что нет — еще вопрос. Наверное, та же мысль посетила папу, он у меня, кстати, прокурор области, а мама занимает крутой пост в администрации. О Гришине я до той поры ничего не слышала, и вопрос, как он переживет отсутствие на приеме моих дражайших родителей, меня вовсе не волновал.

— Кто-то из нас должен быть, — не унималась мама. — Если я прискачу на прием на одной ноге, все решат, что это слишком, и бог знает что навыдумывают. Ефимия, найди свою сестру, Агате полезно пообщаться с людьми, может, приглядит кого-то… — Последнее замечание вызвало сомнение, однако я поспешно кивнула, радуясь, что отдуваться придется Агатке, а не мне. Мама вряд ли считала, что я достойна представлять семью на приеме, и спорить с ней я отнюдь не собиралась.

— Вот и отлично, — сказал папа, и оба уставились на меня.

— Тогда я поеду к Агатке, — с облегчением вздохнув, сообщила я, приподнимаясь.

— Не забудь пригласительный, он на тумбочке в прихожей, лежит под вазой.

Я кивнула и поспешила смыться.

Оказавшись на улице, я добрела до ближайшего сквера и устроилась на скамейке. Глазела на редких прохожих, потом достала мобильный и позвонила сестре. Ее телефон был отключен. Я вытянула ноги, откинувшись на спинку скамьи, и еще некоторое время сидела, пялясь в пустоту. Мой оптимизм трещал по швам, жизнь складывалась так хреново, что я с сожалением думала, отчего я не медведь. Самое время залечь в тихом месте и проспать до весны, впрочем, вряд ли весной что-то изменится. В тот момент меня бы вполне устроил куда более длительный сон, вечный. Такие мысли до добра не доводят, это я знала доподлинно, вот и посоветовала себе отправиться к сестре.

На стоянке такси выстроилась вереница машин, что я сочла удачей. Села в ближайшую и назвала адрес. Агатка трудоголик и сейчас, скорее всего, в своем офисе. Однако, подъехав к зданию, фасад которого украшала табличка «Адвокатская контора», я смогла убедиться, что ни в одном из восьми окон света нет, и попросила водителя отвезти меня на улицу Чкалова, где с некоторых пор проживала сестрица. Консьерж в подъезде сообщил, что Агатку сегодня не видел, хотя заступил на работу в восемь утра. Несмотря на это, я поднялась на третий этаж и с минуту усердно давила на кнопку дверного звонка. Без толку. — Где ее носит, — посетовала я и вновь набрала номер мобильного. Телефон был по-прежнему отключен.

Потоптавшись под дверью еще минут пять, я покинула подъезд. Удалилась на два десятка метров и подняла голову, надеясь уловить в родных окнах отблеск света. Может, Агатка в ванной? Или дверь открывать попросту не желает? Окна были темные. Это вызывало беспокойство. Не то чтобы Агатка раньше отзывалась по первому требованию и жгла свет в квартире почем зря, просто раньше у меня не было повода за нее переживать. Теперь поводов хоть отбавляй. Права мама, детки ей достались непутевые. У меня, по ее мнению, просто мания выбирать в спутники жизни неподходящих мужчин, теперь и сестрица рвалась соединить свою судьбу с типом, от которого следовало бы бежать сломя голову. Я об этом хорошо знала, а сестрице еще только предстояло узнать. Тут я подумала: а не связано ли внезапное исчезновение Агатки с этим самым узнаванием? На душе кошки скребли, и, чтобы немного умерить их пыл, я отправилась домой пешком, бодрой поступью компенсируя отсутствие этой самой бодрости.