Возмездие - Робертс Нора

Со шкафа она и начала – проверила карманы, поискала, нет ли кнопки, открывающей потай­ную дверь.

В соседней комнате Фини с Макнабом ожив­ленно беседовали о непостижимых уму простого смертного вещах. Просматривая ящик за ящиком комод, Ева отгоняла от себя малоприятные мыс­ли о том, что она роется в нижнем белье Соммер­сета.

Прошел час. Ева уже собиралась позвать Пи­боди помочь ей перевернуть матрасы, как вдруг взгляд ее упал на акварель, висевшую над столом.

«Странно, – подумала она, – все остальные картины – а у Соммерсета их столько, что хвати­ло бы на небольшую галерею, – висят группами, а эта красуется в одиночестве. И нарисовано очень неплохо…»

Ева разглядела картину повнимательнее. На ней был изображен юноша с ангельским лицом, державший в руках охапку цветов. Кого-то этот мальчик ей напомнил. Что-то в глазах… Ева подо­шла поближе и стала рассматривать лицо.

– Кто ты такой? – вслух спросила она. – И почему висишь здесь, в комнате Соммерсета?

«Нет, это работа не Соммерсета, – поняла Ева, взглянув на другие картины. – У этого ху­дожника явно есть талант, и мальчик ему знаком, это чувствуется».

Она сняла картину со стены, поднесла к окну и увидела в углу подпись: Одри .

Так это нарисовала его приятельница! Вот по­чему ей выделено особое место, а рядом стоят розы. Господи, видно, он всерьез влюбился.

Ева собралась было повесить картину на мес­то, но почему-то положила на кровать. «Что-то есть в этом мальчике, – снова подумала она, и вдруг сердце ее бешено заколотилось. – Где я его видела? Как я могла его увидеть? Глаза… Черт подери!»

Она перевернула картину и принялась выни­мать ее из золоченой рамы.

– Что-нибудь нашли, Даллас? – спросила за­глянувшая в комнату Пибоди.

– Пока не знаю. Что-то в этой картине… Хочу посмотреть, нет ли на обороте названия. Ну что такое?! – Картина никак не вынималась.

– Подождите, у меня есть нож. – Пибоди по­дошла к ней. – Надо поддеть вот здесь, тогда мы ничего не испортим. – Она аккуратно поддела бумагу ножом. – Я всегда помогала своей кузине вставлять картины в рамки. Рисовать она умела, а все остальное – нет. Ну вот, теперь можно…

– Стоп! – Ева заметила крохотный серебрис­тый кружок и схватила Пибоди за руку. – Позо­вите Фини и Макнаба. Там «жучок».

Ева вытащила картину из рамы, посмотрела на подпись. Под именем Одри, внизу – это место закрывала рама, – был нарисован зеленый шемрок.

Глава 20

– Ловко придумано, – заметила Ева. Они с Пибоди мчались в машине к Лакшери Тауэрз. – Готова спорить, что Фини с Макнабом найдут у Соммерсета еще парочку ее картинок – причем с той же начинкой.

– А почему не сработала защита от «жучков»?

– Это выяснит Фини. Обнаружили что-ни­будь интересное?

– Нет, мэм. Ей сорок семь лет, родилась в Коннектикуте. Училась в Джуллиарде, потом – три года в Сорбонне; два года прожила в поселе­нии художников на станции «Рембрандт». Дает частные уроки, ведет студию в Культурном цент­ре. В Нью-Йорке живет четыре года.

– Он наверняка изменил ее досье! Если выяс­нится, что она действительно из Коннектикута, обязуюсь съесть соломенную шляпу Фини. Про­верьте всех женщин, связанных с теми шестеры­ми, кто убил Марлену. Выведите на монитор, что­бы я видела. Мне нужны только фотографии.

– Минутку.

Пибоди достала Евин диск и вставила в портативный компьютер. Ева краем глаза стала про­сматривать фотографию за фотографией.

– Нет. – Она мотала головой, давая Пибоди знак переходить к следующей. – Нет, черт поде­ри. Но она должна быть там, я точно знаю… Подождите! Верните предыдущую.

– Мэри Патриция Калхун, – прочитала Пи­боди. – Урожденная Макналли, вдова Лайама Калхуна. Проживает в Дублине, Ирландия. Ху­дожница. Ее номер в налоговой полиции не про­срочен. Сорок шесть лет. Один сын, тоже Лайам, студент.

– У нее глаза, как у того мальчика с картины! Она, очевидно, сделала пластическую операцию. Теперь у нее нос тоньше и длиннее, подбородок меньше, но это она. Дайте на вторую половину экрана фотографию сына, Лайама Калхуна.

Появилась вторая фотография.

– Точно! Это тот самый, с картины. – Ева внимательно смотрела на парня. На фотографии он был старше, не такое ангельское выражение лица, но те же огромные ярко-зеленые глаза. – Вот ты и попался, ублюдок!

Швейцар, помнивший Евин первый визит, увидев их, побледнел. Ева только махнула рукой, и он отступил в сторону.