Сюрприз для Айседоры - Робертс Нора

Огонь разогнал бы этот холод, думала Дора, рассеянно растирая руки. В этом доме гораздо холоднее, чем должно быть.

Дора нашла библиотеку, из которой вынесли все книги; еще одну гостиную с видом на мощеный внутренний дворик без единого ящика с цветами; столовую, огромную и пустую, лишь с хрустальной люстрой, и наконец кухню с прелестным кирпичным очагом.

Здесь должен быть центр этого дома, думала она, его сердце. С солнечным светом, струящимся через окно, и ароматом свежеиспеченного хлеба. Но сейчас здесь не было тепла, только холодная гулкая тишина нежеланного, покинутого жилища.

– Отсюда очень красивый вид, – сказала она, просто чтобы заполнить чем-то пустоту, а про себя подумала: должна быть песочница во дворе и качели, свисающие с толстой ветви развесистого клена.

– Нам не разрешалось заходить сюда.

– Прости? – Дора отвернулась от окна, уверенная, что не правильно поняла его.

– Нам не разрешалось заходить сюда, – повторил Джед, не сводя с нее глаз, будто не видя ни ореховых шкафчиков, ни столов красного дерева. – Только слугам. Здесь было их крыло. – Он махнул рукой на боковую дверь, но не повернул головы. – Как прачечная и другие служебные помещения, кухня была для нас под запретом.

Дора хотела рассмеяться, обвинить его во лжи, но вдруг поняла, что он говорит правду.

– А если тебе хотелось печенья?

– Нельзя есть между завтраком, обедом и ужином. Повару платят за то, чтобы готовить, а мы должны отдавать должное еде в восемь утра, в час дня и в семь вечера. Я иногда забегал сюда по ночам просто из принципа. – Только теперь Джед огляделся, но в глазах его не было никаких эмоций. – Я до сих пор чувствую себя здесь правонарушителем.

– Джед…

– Ты должна увидеть все остальное.

Он развернулся и вышел.

Да, он хотел, чтобы она увидела все: каждый камень, каждую панель, каждое пятно краски. И надеялся, что, обойдя с ней весь дом, никогда больше не переступит его порог.

Дора догнала Джеда у основания лестницы, где он ждал ее. Он взял ее под руку:

– Пойдем наверх.

Он помнил, как здесь пахло раньше: воском, и погребальными цветами, и дорогими духами его матери и сестры, и гаванскими сигарами отца.

И он помнил время, когда здесь не было так тихо. Как визжали гневные обвиняющие голоса или как они тихо и с отвращением шипели. Как слуги опускали глаза, закрывали уши, отвлекали себя домашними делами.

Он помнил, как в шестнадцать лет совершенно невинно увлекся одной из новых горничных. Когда его мать застала их флиртующими на верхней площадке лестницы… прямо здесь, вспомнил он, она немедленно уволила девушку.

– Комната моей матери. – Джед кивнул на ближайшую дверь. – Комната отца дальше по коридору. Как видишь, между ними несколько дверей.

Дора хотела сказать ему, что с нее достаточно, но видела, что он еще далеко не удовлетворен.

– Где была твоя комната?

– Там.

Дора прошла по коридору и заглянула в указанную комнату. Она оказалась просторной, полной воздуха и солнечного света. Окна выходили на заднюю лужайку, огороженную живой изгородью. Дора села на узкий диванчик под окном.

Во всех старых домах есть призраки. И если дом простоял двести лет, он не может не хранить воспоминания о тех, кто жил в нем. Джед не желает делиться своими призраками, а ведь как легко избавиться от них. Она могла бы сказать ему это, но стал бы он слушать?

Просто нужны люди. Кто-то, со смехом спускающийся с лестницы или сонно прикорнувший у камина. Дети, бегающие по коридорам и хлопающие дверями.

– Там когда-то был огромный орех. Я по нему пробирался вниз и сбегал в город. Однажды ночью кто-то из слуг заметил меня и доложил отцу. На следующий день отец приказал срубить дерево, поднялся сюда, запер дверь и избил меня до полусмерти. Мне было четырнадцать. – Джед сказал все это совершенно равнодушно, достал и раскурил сигарету. – Тогда я и начал поднимать гири, гантели, штангу. – Его глаза сверкнули сквозь пелену дыма. – Я знал, что больше никогда не позволю ему даже прикоснуться ко мне. А если он попробует, я буду достаточно силен, чтобы справиться с ним. Через пару лет так и случилось. И меня отправили в закрытую школу.

Едкая желчь поднялась к ее горлу, но она заставила себя сглотнуть.

– Ты думаешь, что я не смогу понять тебя, потому что мой отец никогда не поднимал на нас руку. Даже когда мы этого заслуживали.

Джед уставился на кончик сигареты, смахнул пепел на пол.