На берегу - Робертс Нора

Дрю посмотрела в сторону двери. И ее взгляд, вначале вежливый и теплый, сразу стал настороженным.

— Думаю, ты не за цветами пришла, — сказала Дрю. — Чем я могу тебе помочь?

— Ты можешь прекратить эти свои штучки и не выставлять меня в дурацкой роли соперницы.

— На самом деле я боюсь сама оказаться в этой роли.

— Он никогда не стал бы ухлестывать за кем-то, если бы у него была другая. За кого ты его принимаешь? И ты очень глупо высказалась обо мне: «Эта фигуристая блондинка в черном платье».

Дрю поморщилась, но голос ее оставался таким же невозмутимым и ровным:

— Мое глупое замечание еще не делает меня глупой. Я была не права, извини.

— Извинения приняты, — сказала Обри. — Но мы не разобрались с тем, что у вас происходит с Сетом. Хочешь знать, как мы друг друга воспринимаем? — Она облокотилась о прилавок — Мы — одна семья. И если ты не знаешь, что родственники любят друг друга и готовы встать друг за друга горой, мне тебя очень жаль. Я не уверена, что ты ему подходишь.

— И я тоже не уверена, — сказала Дрю.

— Я тебя плохо знаю. Но зато я прекрасно знаю и понимаю Сета. И вот что я хочу тебе сказать: ты для него много значишь, а вчера очень его обидела.

Дрю потупила глаза.

— Можно мне задать тебе один вопрос? Если бы ты чувствовала, что вот-вот потеряешь голову из-за мужчины, и считала, что у него есть другая женщина — очень привлекательная, интересная, — и ты бы видела, что между ними какие-то особые отношения…

Обри ответила не сразу:

— Я не знаю. Дрю, я люблю его, но в этом нет ничего романтического или еще чего-то в этом духе. Он для меня брат.

— У меня никогда не было ни лучшей подруги, ни брата. Может быть, поэтому мне так трудно все это понять.

— Ты бы сразу поняла, если бы увидела, как мы вчера умирали от хохота после нашего поцелуя. — Обри улыбнулась. — Так вот, представь, он приезжает ко мне, говорит, что ему просто необходимо меня поцеловать — по-настоящему, — чтобы мы наконец убедились, что между нами нет никаких таких чувств. А потом мы начали смеяться как сумасшедшие. Я не собиралась тебе об этом рассказывать, — добавила Обри. — Но, после того как ты сказала, что я привлекательная и интересная, я подобрела.

— Спасибо. И еще раз — прости меня, Обри. Ты знаешь, я с трудом завожу друзей. Зато хороших знакомых у меня очень много. — Она глубоко вздохнула. — Я собираюсь сегодня немного пораньше закрыть магазин. Ты не очень спешишь? А то, может, пойдем куда-нибудь, посидим.

Ну все, Сет пропал, решила Обри. Он не устоит перед таким сочетанием ранимости и желания любить и быть любимой.

— А у тебя дома есть хорошее вино?

— Есть, — улыбнулась Дрю.

Не так уж и трудно заводить друзей, подумала она.

В этом третьесортном кафе Сет расположился подальше от входа. Глории не было. Конечно, она опоздает. Этим она еще раз хочет показать ему, кто здесь главный. Десять тысяч долларов лежали на соседнем сиденье в старой матерчатой сумке.

У стойки сидел мужчина с широченными плечами и ел яблочный пирог. Официантка — вся в розовом, с вышитым над правой грудью именем, взяла кофейник, подошла к поедателю пирога и, выставив вперед бедро, долила ему кофе в чашку. У Сета просто руки зачесались — так ему захотелось сейчас быстро сделать набросок.

Но тут в кафе вошла Глория, так что ему уже стало не до рисования.

Она была не просто худой, а изможденной. Обесцвеченные волосы были почти белыми, а короткая небрежная стрижка только подчеркивала худобу ее лица. Вокруг рта пролегли глубокие морщины. Ей еще не было и пятидесяти, но выглядела она так, будто ее протащили лицом по асфальту.

Она села с ним рядом.

— В прошлый раз волосы у тебя были длиннее, — сказала Глория и обнажила в улыбке рот. — Какие у вас сегодня пироги в меню? — спросила она у официантки.

— Яблочный, вишневый, лимонный.

— Принесите мне кусочек вишневого и ванильное мороженое. А ты что-нибудь хочешь, дорогой? — Один только звук ее голоса выводил его из себя.

— Нет.

— Ну, как знаешь. А я еще возьму кофе. — Она откинулась на спинку сиденья. — Да, я думала, ты так и останешься в Европе. Что, по дому соскучился?

Сет взял с сиденья сумку. Но когда она потянулась за ней, он накрыл ее руками.

— Бери это и убирайся отсюда. Учти, если станешь приставать к кому-нибудь из нашей семьи, ты дорого заплатишь за это.

— Как ты смеешь так разговаривать с матерью?

— Ты мне не мать. — Он расстегнул сумку, чтобы она увидела содержимое. — Вот тебе отступные. А теперь держись подальше от меня и моих близких.

— Что ты из себя изображаешь? Думаешь, стал знаменитым и теперь можно со мной так обращаться? Да ты никто!

Сет встал, бросил на стол десятку и сказал:

— Может, и так, но я все-таки лучше, чем ты.

Она схватила сумку, положила ее рядом с собой, прижав к бедру, а он в это время уже выходил из кафе. Залог, это только залог, с ехидством думала она. Этих денег хватит на несколько недель, пока она не придумает, что делать дальше.

Он закрылся в мастерской. Он знал, что родные беспокоятся за него. Но после встречи с Глорией он не мог заставить себя навестить их.

Сет достал из кладовки большой холст и начал писать то, что в данный момент чувствовал. На нем появились перепутанные, как в его голове, эмоции и образы. Он писал одержимо, со страстью, так, как будто от этого зависела сама его жизнь.

Так думала Дрю, стоя в дверях с вазой с цветами. Это была борьба жизни со смертью, здравого смысла и безысходного отчаяния. Одной кистью он наносил удары по холсту, а другая была зажата у него между зубами, как запасное оружие.

Музыка играла на полную мощь, страстные аккорды гитары, похожие на крики во время сражения. Краска забрызгала его рубашку, джинсы, обувь. Ее пол.

Наблюдать за ним было страшно интересно, в этом было.

Что-то интимное и странным образом эротичное. Она стояла и смотрела, как он буквально набрасывается на холст. Резкие, почти ожесточенные, а потом едва заметные мазки, несущие в себе едва сдерживаемую злость.

Когда Сет отступил от холста, ей показалось, что он и сам не понимает, откуда все это взялось. Она попыталась было незаметно уйти, но он обернулся и посмотрел на нее так, будто только что вышел из транса. Ей оставалось только войти в мастерскую.

— Извини, ты не слышал, как я постучала. — Дрю старалась не смотреть на картину. — Я помешала тебе работать.

— Нет, по-моему, я ее уже закончил. А тебе как кажется?

Это был шторм на море. Грубый, жестокий и очень живой. Она слышала, как воет ветер, чувствовала, какой ужас испытывает человек, в одиночку пытающийся удержать на плаву лодку, которую вот-вот сомнут гигантские волны. А где-то вдалеке виднелся берег и огоньки. Там был дом. Он пытался во что бы то ни стало вернуться назад.