Прекрасна и очень опасна - Арсеньева Елена

Лида заметила, что певица пристально поглядывает иногда в сторону будки звукооператора, словно там сидел этот некто, к кому она обращала свои слова.

Ну что тут стало с бедными дамами! Певица кланялась, кланялась, улыбалась, улыбалась – аплодисменты не утихали.

Наконец она махнула рукой – из будки выбрался невысокий, довольно хлипкий парень лет двадцати четырех, не больше. Его пышные, можно сказать, роскошные волосы были связаны в хвост, тонкое лицо пылало от смущения.

– Позвольте представить вам моего мужа, композитора, аранжировщика, автора всех, вернее, почти всех моих песен – Олега Сиверцева!

«Ее муж?!» – Лида покачала головой.

В ее представлении мужем такой яркой и эффектной женщины, как эта певица, должен быть какой-нибудь «новый русский», но не толстопузый дебил с пальцами веером, а хамовато-утонченный джентльмен с прочным капиталом, англизированной внешностью, уложенными в парикмахерской волосами и маникюром, с «бизнес-английским». Простонародное его происхождение выдает только привычка материться по поводу и без повода, а также сугубо нижегородский выговор с неистребимыми «чо», «всеж-ки» и «без пя-ать». Ну и, конечно, трудности в обращении со столовыми приборами. И вдруг на тебе! Какой-то мальчик – явно моложе жены лет на пять, а то и больше. Но, видимо, очень талантлив, она за него держится двумя руками. Композитор, аранжировщик… У этих творческих людей всегда сложности в семейных отношениях! Женщины даже фамилию мужа не всегда берут, чтобы сохранить иллюзию независимости. Хотя у этого мальчика звучная фамилия – Сиверцев. Вполне годится для сцены!

И тут Лида сообразила, что не знает ни фамилии певицы, ни даже ее имени.

Обернулась к соседнему столику, где сидели четыре барышни, настолько разомлевшие от вина и душевной музыки, что предприимчивый мужик мог бы взять их сейчас голыми руками. Беда – ни одного такого мужика в пределах досягаемости не было! Американцы не в счет, само собой.

– Девушки, извините, а вы не знаете, как ее зовут? – спросила Лида.

– Кого? – склонились к ней разом все четыре красотки.

– Певицу. Как зовут певицу, не знаете?

Красотки дружно откинулись на спинки стульев и воззрились на Лиду, мало сказать, потрясенно. С громадным осуждением!

– Нет, вы серьезно? – наконец спросила одна.

– А что такое?

– Вы серьезно не знаете Майю?! – воскликнула другая.

– Да ладно, может, она из другого города, – попыталась урезонить их третья. – Вы из другого города, да?

– Что ты такое говоришь? – перебила четвертая. – Как она может быть из другого города, если тут собралась только «Мэри Кей»?

– Я из Саратова, – брякнула Лида первое, что в голову пришло, чувствуя, что дело доходит до крутой разборки. – Из саратовской «Мэри Кей». Приехала перенимать опыт – ну, меня и пригласили на вечеринку. Поэтому, простите, я не знаю никакой Майи. Это певицу так зовут?

Барышни кивнули, но глядели они при этом уже не на Лиду. Их взоры с каким-то молитвенным выражением были обращены к сцене, на которой вновь заиграли алые сполохи.

Олег Сиверцев успел уйти за пульт, и теперь в зал полилась музыка, показавшаяся Лиде щемяще-знакомой.

А при первых же словах ее словно током ударило! Потому что это была та самая песня.

Та самая песня, под которую умер Сергей! Лида узнала ее сразу, хотя до этого слышала лишь единожды. Оказывается, каждое слово врезалось в память.

Песню про «хорошего-красивого» и даже «Belle» Майя исполняла совсем иначе. Она просто пела. Здесь же стонало ее страдающее сердце.

И Лида вдруг осознала: это была не просто та самая песня. Это был тот самый голос!

Майя сошла с эстрады и двинулась вдоль зала. Ох, как ее слушали! Как смотрели на ее отрешенное, самозабвенное лицо!

Майя закончила песню рядом со столиком, за которым сидела Лида.

Рассеянно слушая аплодисменты, опустила воздетую руку, печально улыбаясь, обвела глазами восторженные женские лица и вдруг встретилась взглядом с Лидой.

Ее большие глаза очень красивого орехового цвета стали совсем огромными. Губы приоткрылись, рука вновь взлетела – и застыла у горла. И внезапно она закашлялась, неотрывно глядя на Лиду, громче, громче, надрывно!

Из-за пульта выскочил ее муж, подбежал к Майе, протянул ей платок. Она зажала рот, унимая кашель, заглушая его, и наконец плечи ее перестали конвульсивно содрогаться.

Опустила платок, окинула взглядом встревоженные лица зрительниц и даже смогла слабо улыбнуться:

– Извините меня, милые дамы. Но дело в том, что у меня страшная аллергия на запах полыни. А у этой девушки, видимо, духи на основе экстракта полыни. У вас «Кризантэм д'ор» от Нины Риччи, да? Извините… у меня на них аллергия! Ну, ничего! – воскликнула она тотчас. – Пора потанцевать! Музыка!

Майя ушла за сцену, Олег проворно ускакал за пульт, и оттуда понеслась пылкая скороговорка Рикки Мартина. Но дамы не торопились выйти из-за столиков и начать танцевать. Лида чувствовала на себе косые, осуждающие взгляды, как будто она нарочно устроила эту жуткую диверсию: надушилась духами с запахом полыни – и сорвала выступление всеми любимой певицы!

«Как бы они меня тут не побили, эти фанатки!» – подумала Лида и поспешила пройти к гардеробу. В самом деле, не станешь же объяснять всем и каждому, что духи у нее не от Нины Риччи, а от Элизабет Арден, называются они не «Кризантэм д'ор», то есть «Золотая хризантема», а «Грин тии», то есть «Зеленый чай», и запаха полыни в них невозможно учуять просто потому, что его там нет. Поработав столько времени в Галери Лафайет, Лида все эти парфюмерные тонкости знала на клеточном уровне. Это первое. Второе… Отнюдь не приступом кашля был вызван лютый страх, который вспыхнул в глазах Майи, когда она посмотрела на Лиду.

Да, да, страх! Эта краснокудрая красавица безумно ее испугалась!