Срывая маски - Мэй Сандра

— Они же только вчера выехали из города!

— В городе они работали. А на стоянке будут отдыхать.

— Значит, догоним?

— Догоним… Ник?

— Что?

— Ты сказал, ко мне теперь будут относиться по-другому даже те, кто хорошо меня знал…

В голосе Аманды звучал страх, и Нику немедленно захотелось прижать ее к груди и защитить от всех печалей сразу. Однако он этого не сделал, а только легонько похлопал девушку по плечу.

— Выше нос, циркачка! Ты что, боишься, что от тебя отвернутся твои друзья? Люди, с которыми ты выросла?

— Нет, я не боюсь… просто я вдруг подумала, они же не знают правды…

— Вот ты им ее и расскажешь. Не из телевизора же ее узнавать, честное слово. Давай поторопимся. Сдается мне, Мамаша Жози накормит нас получше, чем ее кузен Арно.

Солнце было уже вечерним и красноватым, когда Ник и Аманда добрели до стоянки шапито. Изменения бросались в глаза сразу. Во-первых, великолепные лошади, числом семь штук, паслись на лужайке. Во вторых, новенький грузовик был нагружен новеньким же куполом, ярко-желтым, и красным, и зеленым, полосатым и веселым. Во втором грузовике, побольше, видимо, помещалось новое оборудование.

Аманда медленно шла между машинами, подсознательно оттягивая миг встречи. Ник шел сзади.

Он страшно устал. Со вчерашнего дня они толком не ели, почти не спали, за ними гнались полицейские и бандиты — будь Ник помоложе, эта история доставляла бы ему радость, будила бы в нем азарт, однако нынешний Ник Картер устал и хотел только есть и спать.

Аманда подошла к зеленому фургончику, расписанному клоунскими рожами и силуэтами девушек на трапециях. Кашлянула, а потом громко сказала:

— Дядюшка… Дед, я вернулась.

Наступила тишина. Неимоверно долгая, она длилась три, а то и все четыре секунды. Казалось, даже бабочки застыли над цветами, опасливо выжидая, чем закончится этот приступ тишины. Ник невольно расправил плечи и шагнул ближе к Аманде, но тут…

Тишина взорвалась, забурлила и зазвенела. В воздухе завибрировали гортанные вопли по-итальянски, взволнованное воркование по-французски, пламенные тирады по-испански — и вся поляна оказалась запружена народом.

Аманду вертели и тискали, целовали и обнимали, кто-то рыдал, кто-то молился… Ника энергично хлопали по плечам и благодарили — вероятно, за Аманду, — совали в руки бутылки с пивом и яблоки, кричали, кричали, кричали…

Только через пару минут, когда первое изумление схлынуло, Ник понял, что на поляне всего-то и есть человек двадцать, а вовсе не три тысячи, как ему показалось сначала. Потом все и вовсе успокоились, а на передний план вышел человечек с роскошными седыми усами, лысой головой, красиво обрамленной венчиком абсолютно белых волос, жилистый, дочерна загорелый и суровый. Он посмотрел на Аманду исподлобья — и вдруг размахнулся и отвесил ей звонкий шлепок по заднице. Ник даже зашипел от неожиданности — шлепок явно вышел болезненным. Но смелая девица не пикнула, только закусила губу и опустила голову, и тогда человечек с силой притянул ее к себе и крепко расцеловал в обе щеки. После чего повернулся к остальным и рявкнул приятным, но суровым баритоном:

— Понятно, негодяи? Моя внучка никогда не падала на арене — неужели она споткнется на ровном месте?

Тут из задних рядов к Аманде протолкалась пожилая женщина, при виде которой Ник не выдержал и зачарованно брякнул:

— Сиятельная Жози!

Великанша обняла Аманду и грозно, но слегка кокетливо взглянула на Ника.

— Кто этот тип, девочка? По виду — боксер-неудачник. И откуда он меня знает?

Ник улыбнулся.

— Вас трудно не узнать, мадам. Даже за время нашего недолгого знакомства с Амандой я узнал о вас многое.

— Что ж, раз вы друг девочки, то будьте дома.

Я никогда не говорю «как дома». Это негостеприимно. Это напоминает пришедшему о том, что он все-таки в гостях. А вы — будьте дома.

Сиятельная Жози была ростом с самого Ника, приблизительно так же широка в плечах и не в пример шире в талии. Необъятный бюст был ловко подхвачен корсетом с блестками, а из-под широкой юбки виднелись распухшие, исчерканные вздутыми синими венами ноги.

Лицо Мамаши Жози поражало своей величавой красотой даже в столь преклонном возрасте, и Ник легко мог представить, сколько мужиков сходило по красавице-великанше с ума лет тридцать-сорок назад.

Седовласый человечек властно махнул рукой.