Сокровенные тайны - Браун Сандра

— И что было потом?

— Мама рыдала до истерики. Отец ругался и неистовствовал. Потом вывел меня во двор и бросал мне мяч до тех пор, пока я, ловя его, не разодрал себе в кровь все руки.

— Какой ужас!

— Да нет, что вы. Он же это делал ради меня. Он знал то, чего я знать не мог: здесь вся жизнь — игра; еда, выпивка, сон — все вертится вокруг футбола. Слушайте! — воскликнул он. — Я тут разболтался о пустяках, а вы небось замерзли.

— Нет.

— Точно?

— Да.

— Хотите уйти?

— Нет. Хочу, чтобы вы продолжали болтать о пустяках.

— Это официальный допрос?

— Это разговор, — довольно резко сказала она, и он ухмыльнулся.

— Суньте, по крайней мере, руки в карманы. Взяв се ладони, он направил их в карманы ее жакета, сунул поглубже и погладил поверх меха. Алекс возмутил этот интимный жест. Бесцеремонный и в данных обстоятельствах крайне неуместный. Однако, решив не заострять на этом внимание, она сказала:

— Итак, насколько я понимаю, в команду вы все же вошли.

— Да, во вторую команду школы, но не выступал ни в едином матче, кроме самого последнего. В районном чемпионате. Он опустил голову и задумчиво улыбнулся.

— Разрыв был в четыре очка, не в нашу пользу. Обычный гол нас уже бы не спас. До конца тайма оставались считанные секунды. Мяч был у нас, но ситуация на поле была безнадежная, да и лучшие принимающие игроки еще раньше получили травмы.

— О господи.

— Я же вам сказал, футбол здесь — дело кровавое. Короче говоря, когда очередную звезду бегом выносили на носилках с поля, тренер поглядел на скамью запасных и выкрикнул мое имя. Я чуть штаны не обмочил.

— И что же дальше?

— Я сбросил пончо и побежал к своим; был тайм-аут, они стояли, сбившись в кучу. Из всех игроков только на мне была чистая фуфайка.. А защитник…

— Рид Ламберт? — Алекс знала это по газетным отчетам.

— Да, мой кумир, повергавший меня в ужас. Увидев, что иду я, он довольно громко застонал, а потом, когда я сообщил, какую комбинацию предложил мне сыграть тренер, застонал еще громче. И, глядя мне в переносицу, сказал: «Ну, щенок, если я брошу тебе этот чертов мяч, смотри не упусти его, а то хуже будет».

Джуниор замолчал, погрузившись в воспоминания.

— Я этого до самой смерти не забуду. Рид диктовал условия.

— Условия?

— Нашей дружбы. В тот миг я должен был доказать, что достоин его дружбы, другого случая не представилось бы.

— Это было так важно?

— Елки-палки, еще бы! Я уже достаточно долго проучился в той школе и понимал: если я не сумею поладить с Ридом, мне выше дерьмовой «шестерки» сроду не подняться.

— И вы взяли его пас?

— Если честно, то «взял» сказать нельзя. Рид послал мяч прямо сюда, — он указал себе на грудь, — между номерами у меня на фуфайке. С тридцати пяти ярдов. Мне ничего не оставалось, как схватить мяч обеими руками и пронести его за линию ворот.

— И этого оказалось достаточно, верно?

Он улыбался все шире и наконец расхохотался.

— Ага. Так оно и началось.

— Отец ваш был, наверно, в восторге. Джуниор закинул голову и залился смехом.

— Он перепрыгнул через забор, перемахнул через скамью запасных и выбежал на поле. Подхватил меня на руки и несколько минут носил по полю.

— А ваша мама?

— Мама! Да она скорей бы умерла, чем пошла на футбол. Считает его дикостью. — Он фыркнул и стал теребить мочку уха. — В общем-то, она, черт возьми, права. Но мне плевать было, кто что обо мне думает. Главное, в тот вечер мной очень гордился отец.

Его голубые глаза сияли.

— Он даже не был знаком с Ридом, но обнял и его, прямо в чем тот был, в грязной футбольной форме. С того вечера они тоже подружились. У Рида вскоре умер отец, и он переехал к нам на ранчо.

С минуту он молча предавался воспоминаниям. Алекс не стала мешать ему. Наконец Джуниор взглянул на нее и вдруг застыл в удивлении.

— Господи, до чего же вы сейчас похожи на Седину, — тихо проговорил он. — Не столько чертами, сколько выражением лица. Вы так же умеете слушать. — Он протянул руку и дотронулся до ее волос. — Она очень любила слушать. По крайней мере, у ее собеседника складывалось такое впечатление. Могла часами сидеть неподвижно и просто слушать.

Он убрал руку, хотя ему явно не хотелось ее убирать.

— Именно это вас сначала в ней и привлекло?

— Черт, нет, конечно, — он лукаво улыбнулся. — Сначала меня к ней влекло вожделение юнца-девятиклассника. Когда я впервые увидел Селину в школьном вестибюле, у меня даже дыхание перехватило — так она была хороша.