Незабудки для тебя - Робертс Нора

Он уложил ее на кровать.

— Теперь мы принадлежим друг другу.

Он накрыл ее губы своими — и Лина перестала не только говорить, но даже, кажется, и дышать. Она повернула голову, чтобы вздохнуть и хоть немного прийти в себя, но его губы уже скользили по ее груди, по кружеву, по обнаженной плоти. Долгие, влажные приливы желания ослабляли ее тело и лишали воли.

Она подчинялась им, утешая себя тем, что покоряется не Деклану — лишь собственному желанию.

Он почувствовал, что она поддается, смягчается. Услышал в ее низком горловом стоне призыв и готовность покориться.

И тогда он сделал то, о чем мечтал с первой минуты, когда увидел ее.

Тело ее было драгоценным сокровищем — благоуханная кожа, женственные линии и изгибы. Медленно, неторопливо наслаждался он его запахом и вкусом. Освободив грудь от лифчика, покрыл ее ласками и поцелуями. Кровь его полыхала, как огонь, но он намеренно длил эту сладостную муку.

Вот он стянул кружева с ее бедер — и она изогнулась, открылась ему навстречу. Он скользил пальцами по самым потаенным уголкам ее тела, не сводя глаз с ее лица; глаза закрыты, губы подрагивают в тихих стонах. Когда же его пальцы наконец проникли внутрь ее, в этот горячий и влажный бархат, она выгнулась ему навстречу, вскрикнула, и этот крик едва не довел его до безумия.

Прижавшись лицом к ее животу, он отправил ее в полет.

Тело ее, казалось, стало пристанищем наслаждения столь острого, что оно было близко к боли. Острые ощущения пронзали ее, словно вспышки света, взрывались в ней молниями; полностью отдавшись наслаждению, она лишь беспомощно стонала — и жаждала большего.

Она потянулась к нему, обхватила его мужское естество, ощущать его внутри себя ей было так же необходимо, как дышать.

— Скорее! Я хочу тебя! — Он приподнялся над ней, дрожь его была ответом, в его глазах Лина прочла такое же желание. — Войди в меня! Я так хочу!

Он все еще цеплялся за последний бастион своего самообладания; когда ноги ее обвились вокруг него, он скользнул в нее — но медленно, страшно медленно. Скользнул в самую глубину — и ощутил, как она устремилась ему навстречу. Вздох его словно замер в горле, мир вокруг перестал существовать.

Тяжело дыша, не отрывая глаз друг от друга, они начали двигаться — медленно, почти лениво, словно нежась в теплом бассейне. Губы их встретились, и он ощутил ее улыбку, прежде чем, подняв голову, увидел ее.

Плоть скользила по плоти — и этим древним как мир движениям аккомпанировали трагические стоны Билли Холлидея из гостиной, и случайные взрывы музыки и смеха за окном, и двойной ритм их учащенного дыхания.

Вот она напряглась под ним, запрокинула голову, выгнула шею. Мышцы ее сжались вокруг него, обхватили его плоть тугим кольцом, затрепетали. Деклан уронил голову, зарывшись лицом в ее волосы, и устремился к вершине.

Потом он лежал, наслаждаясь каждым мгновением, гладил ее по спине, смотрел, как играют на потолке отсветы горящих свечей.

— Ты разрешишь мне остаться? — спросил он. — Или мне вызвать такси?

— Останься, — проговорила она. Этот ее короткий ответ больше был похож на просьбу.

Проснулся Деклан на рассвете. Лина прижалась к нему во сне, свернувшись клубочком, но и во сне будто отгородилась от него приподнятым плечом. Сжатый кулачок лежал на ее груди, словно и во сне Лина охраняла свое сердце.

Деклану хотелось взять ее за руку, нежно разжать пальцы. Хотелось, чтобы она открыла свое сердце для него. Сам-то он свое сердце уже потерял, потерял безнадежно в тот самый миг, как впервые ее увидел.

Поначалу он сам себе не верил. Трудно признаться себе в таком, особенно для мужчины, который, как он думал, вообще не способен любить. Нет, конечно, родных и друзей он искренне любил. История с Джессикой, которую все, не исключая и саму Джессику, считали идеальной избранницей для него, убедила Деклана, что серьезные и долговременные отношения — это не его удел.

Нелегко ему было принять такую правду о себе, ведь он всегда верил в любовь, в семью, в крепость брачных уз. Должно быть, это разочарование и привело к тому, что последние несколько месяцев уныние следовало за ним по пятам, словно верный пес.

А теперь он смотрел на женщину, которая помогла ему найти ответ. И страшился, что она даже не захочет выслушать вопрос.

Что ж, он ее убедит, рано или поздно, так или иначе. Он так и сказал ей ночью — отныне они принадлежат друг другу.

Чертовски хотелось разбудить ее и сказать о том, как хорошо им вместе в постели. Можно ли вообразить себе лучшее начало дня, особенно сейчас, когда она лежит, прижавшись к нему, такая теплая и уютная?

Однако вряд ли стоит будить ее на рассвете, особенно учитывая, что заснули они далеко за полночь. Пусть отоспится! Ведь у нее рабочий день начинается гораздо позже, чем у него.

С немалым сожалением он выскользнул из постели. Лина вздохнула, заворочалась во сне и перекатилась на ту половину кровати, что была нагрета его телом.

Деклан взял с пола брюки и направился в душ.

Он всегда считал, что о человеке многое может сказать его ванная комната. Ванная в доме Лины блистала чистотой — и в то же время была очень уютной. С белой настенной вешалки свисали пушистые изумрудные полотенца, пол был выложен затейливой плиткой того же цвета.

Буйная зелень цвела на подоконнике, а в высокой бледно-зеленой бутылке стояли три нарцисса.

Было здесь и еще множество бутылочек и флакончиков самых разных цветов и форм — с гелями, душистыми маслами, солями для ванны. В изящной плетеной корзинке — с десяток кусков разноцветного душистого мыла.

Еще Деклан обнаружил, что горячая вода в доме у Лины льется более щедрым потоком и куда дольше, чем у него. Блаженно улыбаясь, добрых четверть часа простоял он под душем, от чего ванная наполнилась паром, словно турецкая баня.

Когда он вышел, Лина все еще спала, сладко раскинувшись на простынях, и по обнаженной спине ее скользили лучи утреннего солнца. В его голову пришла мысль забраться снова в постель, но Деклан мужественно ее отверг и занялся поисками кофе.

В жилых комнатах в доме Лины были высокие потолки и полы темного дерева. Стены были блекло-голубые цвета потертых джинсов. В гостиной был обустроен камин с выцветшей от солнца деревянной широкой полкой, которой Деклан немедленно позавидовал. Дерево потрескалось, краска облупилась и поблекла, но он понимал, почему Лина оставила полку как есть. В ней была история, было прошлое.

Джинсовые стены Лина украсила яркими постерами и плакатами. Рекламными постерами, понял Деклан. Элегантные дамы на них потягивали шампанское, а мужчины в смокингах раскуривали сигары.