Наивная плоть - Робертс Нора

– Моя тетка жила через улицу от семьи Дины. В детстве я не раз проводила лето в Канзасе.

– И вы вместе играли. – Анджела восхищенно засмеялась. – Очаровательно! И Дина держала в тайне, что у нее есть такая знаменитая подружка. Фу, как не стыдно!

Легким, но от этого не менее красноречивым движением Кейт повернула Дину к себе, так что Анджела оказалась как бы исключенной из беседы подруг.

– Как твоя семья?

– У них все хорошо, – сбитая с толку чувствовавшимся в воздухе напряжением, Дина попыталась найти его причину в глазах Кейт. Но все, что она смогла увидеть – что ей было позволено увидеть, – было мягкое рыжевато-коричневое золото. – Они никогда не пропускают твоих фильмов. Я тоже. Я помню, как ты ставила пьесы на заднем дворе у твоей тетушки.

– А ты их писала! А теперь ты читаешь новости…

– …а ты их делаешь. Ты была просто невероятна в «Обмане», Кейт. Я наплакала целое ведро слез.

– Ходят слухи, что эта роль получит «Оскара». – Анджела вкрадчиво шагнула к ним и одной рукой обняла Кейт за плечи. – Уверена, что так и будет: ведь Кейт так удивительно сыграла самоотверженную молодую мать, готовую на все, лишь бы сохранить своего ребенка. – Они обменялись быстрыми, как бритвы, взглядами. – Я была на премьере. Во всем зале не осталось ни единого зрителя с сухими глазами.

– О-о, я уверена, что один-то точно был. – Кейт сверкнула на удивление злобной улыбкой. – Или два.

– Девочки, я с удовольствием дала бы вам возможность поболтать, – Анджела предостерегающе сжала пальцы на плече Кейт, – но мы опаздываем.

– Тогда не буду вас задерживать. – Зажав папку с речью Анджелы под мышкой. Дина отступила назад. – Как долго ты пробудешь в Чикаго?

– Я уезжаю завтра. – Кейт тоже шагнула назад. – Было приятно тебя увидеть.

– Мне тоже. – Чувствуя странную обиду, Дина повернулась и ушла.

– Ну разве это не прелесть? – Анджела пропустила Кейт в свой кабинет, захлопнув дверь. – Ты натыкаешься на подругу детства и мою протеже совершенно случайно, прямо у меня в офисе. Скажи, Кейт, ты поддерживала отношения с Ди? Может, доверяла ей свои секреты?

– Только дурак легко доверяет свои секреты, Анджела. Давай не будем тратить время на болтовню. К делу.

Удовлетворившись, Анджела села за стол.

– Да, давай.

Для Финна Райли Нью-Йорк был похож на женщину – длинноногую сирену с гладкой кожей, которая караулила его в каждом квартале этого города. Она возбуждала его, она становилась то прилипчивой девицей, то шикарной дамой. И один Бог знает, как она была опасна.

Может быть, поэтому он предпочитал Чикаго. Финн любил женщин, и у него была слабость к длинноногим опасным красоткам. А Чикаго был здоровым, дородным мужиком в пропотевшей рубашке, с банкой холодного пива в кулаке. Чикаго был уличным скандалистом и хулиганом.

Финн доверял честной драке больше, чем любому соблазну.

Он хорошо знал Манхэттен. Он даже жил здесь вместе с матерью, когда его родители в очередной раз расстались и ждали суда. Финн потерял счет, сколько раз они расставались и жили отдельно, пока не пришли к неминуемому разводу.

Он помнил, как благоразумно они оба себя вели. Как хладнокровно и культурно. Финн помнил, как они бросали его на прислугу, на секретарей, в подготовительную школу якобы для того, чтобы избавить от хорошо сдирижированного раздора. На самом деле он знал, что и отец, и мать чувствовали себя неуютно с мальчишкой, который задавал прямые вопросы и не довольствовался логичными, но трусливыми ответами.

Так что ему пришлось пожить в Манхэттене, и на Лонг-Айленде, и в Коннектикуте, и в Вермонте. Лето он проводил в Бар-Харбор и на Мартаз-Вайньярд. Вспоминались ему и священные коридоры трех лучших подготовительных школ Новой Англии.

Может быть, поэтому Финн вырос таким непоседой. Как только у него вырастали и начинали вкапываться в землю корешки привязанностей, он чувствовал делом чести оборвать их и двинуться дальше.

Теперь он снова вернулся в Нью-Йорк. На время. Вся подноготная этого города была знакома ему так же хорошо, как элегантный дом на Сентрал-Парк-Вест с фешенебельной квартирой его матери.

Он даже не смог бы решить, что из них нравится ему больше. И уж совершенно точно, ему совсем не нравилась перспектива несколько дней вести «Утренний звонок».

Но в этот момент Финн был вынужден забыть о Нью-Йорке и сосредоточиться на мяче, со свистом летевшем к его носу. Какой там, к черту, дух соперничества – речь шла уже просто о самообороне! И одному Богу было известно, как он был счастлив почувствовать напряжение корта после многих часов, проведенных в кресле за последние четыре дня.