Все краски ночи - Ховард Линда

Подсознание услужливо подсовывало ей картинки. Этот взгляд Келвина. Она знала мистера Харриса три года, но у нее было ощущение, что она увидела, впервые по-настоящему увидела, его только сегодня. Сегодня она многое узнала о своих соседях, оценила их с новой стороны, но если в отношении всех прочих жителей Трейл-Стоп она испытала то, что, наверное, испытывает человек со слабым зрением после успешной операции на сетчатке, когда картинка становится ярче, четче, наполняется новыми нюансами, то в отношении Келвина все было совсем не так. Ее восприятие Келвина не просто отчасти изменилось, оно кардинально перевернулось.

Теперь, глядя на него, она никогда больше не увидит в нем болезненно стеснительного, добросердечного мастерового.

И, хуже того, у нее было ощущение, что перемена в ее восприятии даже глубже, чем она осознавала. Словно жизнь ее сегодня еще раз раскололась на «до» и «после». Она еще не определила, где именно находилась эта точка разлома, насколько серьезным был сдвиг фундамента, на котором базировалось ее представление о жизни. Она не знала, как реагировать, что думать, потому что не знала, стоит ли она на твердой земле или на зыбучем песке.

Воспоминание о серых, светлых глазах Келвина, о выражении этих глаз жгло ее мозг своей пронизывающей четкостью, и Кейт, засыпая, пыталась понять, чувствует ли она себя сейчас надежнее и увереннее или находится в преддверии нового этапа, где ее ждут еще более суровые испытания.

Келвин Харрис уже давно обнаружил, что из окна своей спальни, при выключенном свете он мог увидеть свет в окне спальни Кейт Найтингейл. Ее гостиница была примерно в полутора кварталах от магазина фуража, но дорога делала изгиб, и благодаря этому изгибу Келвин мог видеть окна двух спален, выходящих на дорогу. Окна спальни мальчиков и окна Кейт. Он был у нее в спальне, когда ремонтировал трубы в смежной со спальней ванной. Ей нравились красивые вещи, например нарядные подушки, разбросанные по кровати. В ванной на полу лежали толстые хлопчатобумажные коврики, которые сочетались по цвету со шторой душевой и чехлом на крышке унитаза. И пахло в спальне хорошо. Легким ароматом духов и… женщиной. Тогда, проходя в ванную, Келвин, помнится, бросил взгляд на ее кровать, и у него бурно разыгралось воображение.

Его реакция на Кейт была настолько сильная, что он не мог ее контролировать. Он краснел и заикался, как влюбленный подросток, бесконечно забавляя соседей. Три года добросердечные соседи подначивали его пригласить Кейт на свидание, но он не мог решиться. По тому, как она величала его «мистером Харрисом» и как она на него смотрела – словно он ей в дедушки годился, Келвин видел, что она совершенно не готова к тому, чтобы с ним встречаться.

Немало воды утекло с тех пор, как ему приходилось целиться в человека с намерением нажать на курок, но этот ублюдок Меллор был на волоске от того, чтобы голову ему разнесло на куски, как тыкву. Только увидев, что Кейт наблюдает за ним и что этот выстрел еще больше ее травмирует, Келвин удержал палец на курке. Он не хотел, чтобы она смотрела на него с тем же ужасом, какой он увидел в ее глазах, когда она смотрела на Меллора.

Сегодня вечером света в ее окне не было. Он видел, как зажегся свет в спальне близнецов, как погас примерно через пятнадцать минут, но Кейт так и не включила свет в своей спальне. Он догадывался, что она устала донельзя и легла спать, а мальчиков, должно быть, уложила спать ее мать.

Три года он ждал, что она заметит его чувства, хотя здравый смысл подсказывал, что давно пора бросить все и жить дальше. Но Келвин не сдавался. Что это? Упрямство, что сидело у него в крови, или маленькие мальчики, что льнули к его ногам и прикипели к его сердцу, или сама Кейт, но он не мог решиться и сказать себе: все, с меня хватит, я ухожу.

И этот день, сегодняшний день, день ужаса и страха, разрушил баррикаду. Частично разрушил. Сегодня впервые за три года она назвала его «Келвин». И на этот раз покраснела она, а не он.

Он лег спать с ощущением, что мир изменился, произошел сдвиг пласта и завтра он проснется уже не там, где засыпал. Проснется на новом месте.

Глава 11

На следующее утро Госс и Токстел склонились над картой, расстеленной на шатком круглом столе в номере Токстела. Они пили плохой кофе, приготовленный в дешевой кофеварке мотеля, рассчитанной на четыре чашки, и ели черствые медовые булки, приобретенные в лавке за углом. В городке был ресторан самообслуживания, где подавали завтраки, но обсуждать свои дела в присутствии местных жителей они не могли.