Три женских страха - Крамер Марина

– Вай, молодец, Фима! – вторил ему и Бесо, уже переставший сентиментально хлюпать носом. – Акела хорошим зятем будет, не пожалеешь.

– Ладно, хватит сопли размазывать! Берите фужеры, выпьем за помолвку, – папа вышел из-за стола и подошел к нам.

Мы с Акелой поднялись, я дрожащей рукой держала фужер и боялась, что расплескаю шампанское на скатерть. Папа долго смотрел в лицо Акелы, потом хлопнул его по плечу и сказал:

– Твоя взяла. Отдаю тебе Сашку. Но смотри, – если что не так – не обессудь.

– Нет нужды. Я никогда ее не обижу, – ответил Акела, и отец улыбнулся:

– Ну, поцелуй уже невесту, что ли. А то не помолвка – поминки какие-то.

Акела нагнулся и легко поцеловал меня в губы. Я, кажется, покраснела, потому что щекам вдруг стало жарко. Папа обнял меня и шепнул на ухо:

– Будь счастлива, Кнопка.

– Спасибо, папа, – я давила подступившие слезы благодарности отцу за понимание. Но что, что заставило его передумать – его, такого ярого противника нашей свадьбы?

Этот вопрос прояснился спустя время – все уже наелись и выпили, и расслабившийся папа рассказал о встрече с бывшим хозяином Акелы и о том, что тот отозвался о моем женихе в исключительно превосходной степени как о человеке достойном и умеющем держать слово и выполнять обещания. Папа сделал выводы. Кроме того, зная меня, он понимал, что рано или поздно я уйду – и он бессилен помешать мне. Так лучше согласиться на брак с Акелой, которого он знал и о котором получил такие отзывы, чем я вдруг приведу ему в дом какого-нибудь «шлемазла», как сказал бы дядя Моня, а что – с меня станется.

Свадьбу назначили на январь. Я продолжала жить в родительском доме, куда вернулся и мой жених. Отношения с отцом у них оставались натянутыми, да это и понятно – любой родитель считает, что ребенок должен принадлежать только ему, а мужчине вообще тяжело пережить тот факт, что дочка стала взрослой. Его малышка, которую он водил за руку в зоопарк, которой дарил кукол, вдруг приводит в дом чужого мужчину и говорит – папа, познакомься, это Саша, я выхожу за него замуж. Ну, в нашем случае Сашу в дом привел сам отец, конечно, но сути это не меняло – Акела забрал меня у отца.

Папа держался в рамках, но разговаривал сухо и только по делу. Они обсуждали предстоящую свадьбу, оставив мне право самой заниматься поиском платья. Этим я занялась с восторгом, благо уже появилась возможность выписать что-то по каталогу из-за границы. В результате «из городу Парижу» пришла изумительной красоты белая норковая накидка, потому что выходить замуж я решила в том самом винтажном кружевном платье, что купил мне как-то Саша. Накидка же нужна была, чтобы не замерзнуть – все-таки зима. Папа, правда, сначала воспротивился – мол, как можно выходить замуж в том, что кто-то носил до меня.

– Не боишься какие-нибудь неприятности натянуть вместе с платьем? – спросил он, оглядывая мою фигуру в кремовом кружеве.

– Ты давно такой суеверный? – спросила я, забираясь к нему на колени, как делала в детстве. – Ты просто посмотри, какое оно красивое! Разве я найду что-то более подходящее?

Папа обнял меня за талию и рассмеялся:

– Ты знаешь, никак не могу привыкнуть, что ты взрослая. Раньше кукол тебе дарил, а теперь… – он поставил меня на пол и поднялся из кресла. – Погоди-ка.

Я замерла, заинтригованная его словами. Папа же подошел к сейфу и открыл, достал коробку, обтянутую красным бархатом, и протянул мне. Я открыла и ахнула – на белом атласе внутри лежало ожерелье из натурального жемчуга, браслет и серьги. Комплект подходил к платью идеально…

– Папа! – взвизгнула я и повисла у него на шее.

– Понравилось?

– Очень! Ты даже не представляешь!

– Ну и носи с удовольствием. Я бриллианты хотел, да Моня отсоветовал, сказал – молодая ты еще, не по возрасту тебе такие булыжники. Ничего, пусть муж потом дарит. Когда первенца родишь.

Папа как-то вдруг стал похож на растерянного старика, устыдился своей минутной слабости и быстро вышел из кабинета. Я же примерила подарок и побежала смотреться в зеркало.

Свадьба удалась. Ну, зная моего папу, я не сомневалась, что он развернется на широкую ногу – с шикарной кухней, лучшим рестораном, приглашенными артистами и салютом. Одногруппницы, которых я пригласила, были шокированы размахом и масштабом. Мне же не было дела до всей этой суеты и шумихи – я видела только Акелу в черном костюме и с улыбкой, так красившей его изуродованное лицо. В самый разгар веселья мы с ним сбежали и целовались на черной лестнице ресторана, позабыв обо всем и обо всех. Он обнимал меня, поднимал на руки, прижимал к груди и качал, как ребенка. Такие эмоции от обычно каменного Акелы были в новинку, и я наслаждалась ими, как хорошим шампанским, потому что пьянили они ровно так же.

– Тебе будет хорошо со мной, – говорил он, и я верила – как мне могло быть плохо с ним? Плохо – когда его нет.

Мы вернулись в зал – там вовсю шло веселье, и пьяненький дядя Моня уже отплясывал «семь-сорок» с кем-то из моих девчонок, а Бесо оправдывался в чем-то перед своей необъятной Медеей. Наверное, опять на глазах у нее сунул кому-то визитку со своим мобильным. Увидев нас, Бесо с облегчением открутился от супруги и кинулся приглашать меня на танец. Музыканты заиграли что-то медленное, и Бесо аккуратно повел меня в танце. Я же видела только лицо мужа, следившего за нами с улыбкой.

– Любишь его? – хмыкнул Бесо, перехватив мой взгляд, и я кивнула. – Это правильно, Сашенька. Мужа надо любить и почитать. Он тебе за это звездочку с неба достанет.

– Ты, видимо, своей Медее уже все достал, до чего смог допрыгнуть, – улыбнулась я, – раз теперь налево и направо глазами шныришь.

– Вай, Сашка, ну не девка – чистый уксус! Я уже в том возрасте, когда хочется новых впечатлений, – он подмигнул мне и отвел обратно к Акеле. Тот собственнически обнял меня и нагнулся, чтобы поцеловать.

Папа много пил, но почти не пьянел и все поглядывал в нашу сторону. К нему то и дело кто-то подходил, что-то говорил на ухо, и он кивал, однако я видела – его ничего не занимает, кроме меня. Он смотрел такими глазами, словно своим замужеством я его предала. Как ни старался он сделать вид, что рад и все такое, но это ему не удавалось. Но неужели папа надеялся, что я проживу всю жизнь с ним и никогда не выйду замуж? Эгоист…

В самом конце, когда уже начали разъезжаться гости, он вдруг подошел к нам и сказал странную фразу, долгое время потом не дававшую мне покоя:

– Эх, Сашка… Ну, что ж, так тому и быть, видно. Ты мне лучше родной, как сердца кусок, – и вышел из зала твердой походкой, как будто перед этим не выпил дозу, достаточную человеку, чтобы упасть замертво.