Сценарист - Браун Сандра

— Алло?

— Джули…

— Дерек!

— Я тебе верю. Верю всему. С начала и до конца.

Джули отбросила одеяло и села. Что-то произошло. У него такой безжизненный голос…

— Что случилось?

— Этот подонок убил Мэгги.

16

Билли Дьюк смотрел на свое отражение в треснувшем пятнистом зеркале и удивлялся: куда, черт побери, подевался самоуверенный, симпатичный, хорошо одетый и разговорчивый парень — тот самый, которым он был всего несколько недель назад?

Волосы после последней короткой стрижки еще не отросли. Ему было жалко своей старой прически — она, хотя и вышла из моды, оставалась его визитной карточкой. Он скучал по своей хорошей одежде, которую теперь заменили футболки и джинсы, знавшие лучшие дни.

— Изменись, — сказал Крейгтон. — Тебе нельзя выделяться. Ты должен стать во всех смыслах слова невидимкой. Человеком из толпы.

Вот он и изменился, причем не только внешне, но и внутренне, стал сам себе чужим. Где самоуверенность и остальные его качества? Парень в зеркале выглядел нервным и дерганым, несчастным и неопрятным. Билли едва узнавал себя. Дьюк недоумевал, как такое могло с ним произойти.

Крейгтон Уиллер, вот в чем дело.

Билли наклонился над видавшей виды раковиной и плеснул в лицо несколько пригоршней воды. От нее немного пахло канализацией. Полотенце было до того тонким, что сквозь него можно было смотреть. Место это, безусловно, ужасная дыра, но жилье — все-таки самая ерундовая из его проблем.

Сегодня утром в мотель неожиданно явился Крейгтон. С той поры Билли без конца перемалывал в уме все, что было сказано, все, что между ними произошло.

Первое, что помнил Дьюк: он проснулся от страшной жажды. Чтобы оттянуть вставание, Билли попытался набрать побольше слюны, чтобы сглотнуть, но во рту пересохло. Он неохотно открыл глаза, и сердце тут же едва не разорвалось от испуга.

— Мать твою!

На его горло, заглушив готовое вырваться ругательство, легла рука.

— Очень сильно хочется выпить?

Билли не ответил на дурацкий вопрос. Он не мог вымолвить ни слова, только глухо хрипел, сучил ногами и выгибал спину, пытался оторвать руку Крейгтона от горла, но сдвинуть с места его сто семьдесят фунтов^[23] не мог. Уиллер жал так сильно, что Билли испугался за свой кадык, который тот мог раздавить как шарик для пинг-понга.

— Ты так сильно хочешь остаться в живых, чтобы помешать мне, слюнтяй? Или рассчитываешь на мою доброту и человечность, которые помешают мне тебя убить?

Глаза Билли начали вылезать из орбит. Лицо налилось кровью и исказилось. В голове начали взрываться петарды. Ноги и руки конвульсивно задергались. Мозг отказывался работать.

Однако малая часть того, что было в его черепушке, все-таки функционировала, и эта часть судорожно прикидывала, насколько спокоен, несмотря на явную ярость, Крейгтон. Если бы он начал орать, то не казался бы таким страшным. Именно злобный шепот убедил Билли, что Уиллер и в самом деле может его убить, что, возможно, это его последние мгновения на земле и он умрет, глядя на красивое лицо Крейгтона, который медленно, но неотвратимо выжимает из него жизнь.

Но тут, так же внезапно, как он на него напал, Уиллер отпустил Билли. Крейгтон убрал руку с его шеи так, будто отбрасывал его в сторону. Лежащий на спине Дьюк схватился за горло, заглатывая воздух ртом и кашляя. Когда ему удалось сделать несколько вздохов, он просипел:

— Какого черта? Ты меня перепугал до усрачки.

— Так это оттуда вонь? — Крейгтон спокойно сел в кресло и вытер руку носовым платком, как будто испачкал ее, дотронувшись до Билли. Положив платок в нагрудный карман, он сказал: — Луис Госсетт-младший получил за эту фразу в «Офицере и джентльмене»^[24] «Оскар». Он душил Дэвида Карузо.

— Чтоб ты сдох вместе с этим Луисом, как его там, — Билли ничего не имел против кино, но одержимость этого парня фильмами начала действовать ему на нервы. — Мне надо отлить.

В ванной комнате он сделал свои дела, выпил стакан воды и получше рассмотрел синяк на шее. Какая же сволочь этот Крейгтон! Но, как вскоре выяснилось, знаток кино только начал.

Билли вернулся в комнату — гибрид спальни и гостиной, отделенной от маленькой кухоньки узкой барной стойкой, покрытой розовым облупившимся пластиком. В центре этого безобразного помещения сидел Уиллер, как цветок магнолии на куче навоза. Он выглядел таким, твою мать, совершенством, что Билли еще больше возненавидел убогую комнату в мотеле, в котором вынужден был поселиться.