Всегда говори «Всегда» – 4 - Степнова Ольга

Потрясающей чистоты бриллиант поймал все лучи осеннего солнца и вернул их ей миллионом ослепляющих отблесков, которые словно говорили: «Люблю тебя! И после смерти – люблю!»

Кольцо пришлось впору на безымянный палец. Оно мягко обхватило его, словно родилось вместе с Надей и могло умереть только с ней.

Она развернула письмо и сквозь слезы, сквозь светлую боль стала тихо, вслух произносить Димкины слова:

– «Наденька, любимая, здравствуй! Как ты живешь, солнышко? Скучаешь без меня? Я тоже очень соскучился! Но вот видишь, как получилось… Не плачь, маленькая, это жизнь!»

Надя посмотрела на небо – птица перестала кружить, затихнув где-то в кроне высокого дерева.

– Это жизнь! – повторила она Димкины слова и зарыдала в голос, потому что он был прав – как всегда, – и ей придется с этой правдой еще раз смириться. – «А ты все-таки плачешь… – продолжал говорить он ее устами. – Прости, что не могу утешить тебя. Матушка, ты, наверное, вбила себе в голову, что теперь навсегда останешься одна, что ты никому не нужна. И что твоя жизнь кончена. Глупости! Наденька, ты самая лучшая, самая красивая. Тебя невозможно не любить. Жизнь, которую мы прожили с тобой, никуда не исчезнет. Она всегда будет с нами! Просто у тебя будет еще одна жизнь – обязательно долгая и счастливая. Пожалуйста, родная моя, будь счастлива. И ничего не бойся! Ты все правильно делаешь. Оглянись вокруг! Может быть, тот, кто сделает тебя счастливой, уже рядом…»

Птица шумно сорвалась с ветки и улетела.

Оглянись вокруг…

Нужно возвращаться в реальность… и менять плоские декорации.

Надя спрятала письмо на груди и вышла из зеленых зарослей. Слезы закончились, словно летний ливень – короткий и бурный, – после которого обязательно выходит солнце.

У подъезда стоял красный «Лотус».

Олег, с невообразимо огромным букетом экзотически-прекрасных, как облако, вырастающих из красных бутонов, белых цветов, шел ей навстречу.

– Ты знаешь, я решил, что от судьбы не уйдешь…

– Я знаю, – сказала Надя, забирая букет. – Как эти цветы называются?

– Это жасмин с мыса Доброй Надежды. В честь тебя!

Маленький теплоход нес их по Москве-реке в сторону Коломенского.

Стоял осенний солнечный день, в меру теплый, в меру ветреный, а главное – выходной.

Ольга сидела на палубе и делала карандашом наброски. Рядом Машка совершала точно такие же действия.

Натурщик – голый по пояс Барышев – постоянно вертелся, то и дело пытаясь подсмотреть результат.

– Ну? Как я там?! – нервничал он. – Бицепсы прорисуйте!

– Все! – заявила Машка, рассматривая рисунок. – У меня готово.

– И у меня, – сказала Ольга.

– Можно смотреть! – крикнул Костик, вырвал у них рисунки и отнес Барышеву.

– Да-а… – протянул восхищенно Сергей. – Это я! И это тоже я!

– Правда похож?! – засмеялась Ольга. – Давно я не рисовала.

– И я, – добавила Машка.

– Очень похож! – заверил их Сергей. – Вижу руку мастера! Вернее, две руки.

– А где же я?! – У Костика от обиды задрожали губы. – Я ведь тоже позировал!

Все в растерянности уставились на него.

– Действительно, – пробормотал Сергей и весело гаркнул: – Где Костик?! Где Маша?! И Петьки с Мишей я здесь не вижу!

– И мамы нет! – передумав плакать, командирским голосом закричал Костик.

– Безобразие! Халтурщики! – продолжал бушевать Барышев, но, заметив, что привлекает внимание всех, кто находился на палубе, перешел на заговорщицкий шепот: – Придется вам помочь. А ну-ка…

Он забрал у Ольги карандаш, планшет с рисунком и стал пририсовывать к своему портрету корявые фигурки Костика, Петьки, Маши и Миши…

– Спасибо тебе, – шепнул он на ухо Ольге.

– За рисунок? – улыбнулась она.

– За все-е!!! – крикнул Сергей, и порыв ветра, подхватив его слова, понес их по реке.

«Гренада». Музыка Виктора Берковского, слова Михаила Светлова.

Фельтен Юрий Матвеевич (нем. Georg Friedrich Veldten; 1730–1801), русский архитектор.

Эрик Сати (фр. Erik Satie, полное имя Эрик Альфред Лесли Сати, фр. Éric Alfred Leslie Satie; 17 мая 1866, Онфлёр, Франция – 1 июля 1925, Париж, Франция) – французский композитор и пианист.