Всегда говори «Всегда» – 4 - Степнова Ольга

Боль ушла, но двигаться он так и не смог. Отец сказал – тебе еще жить да жить, – но не уточнил как.

В инвалидной коляске?

Тогда…

Лучше было бы умереть.

Там, на стройплощадке – сразу, чтобы не видеть почерневшее лицо Ольги, ее вымученную улыбку и потерявший надежду взгляд.

Осознание того, что он навсегда превратился в неподвижную глыбу, за которой придется чутко и ежедневно ухаживать, повергло его в настоящий ужас. Теперь хотелось кричать не от боли, а от отчаяния.

Спросить напрямую Ольгу о своих перспективах он не решался, ее лицо и так красноречиво обо всем говорило…

Его не радовало ни Адриатическое море, которое шумело за окнами палаты, ни лучшие врачи, боровшиеся неизвестно за что новомодными процедурами и методиками. И даже присутствие Ольги возле кровати грозило стать мукой.

Тебе еще жить да жить…

А жене твоей страдать и страдать…

Ему стал сниться один и тот же сон.

Они с Ольгой идут по берегу, обнявшись. Вдруг налетает волна и смывает Ольгу. Он хочет броситься в море, но чувствует, что шагу ступить не может. Он парализован – совсем, навсегда! И пока бьется сердце, будет стоять и бессильно смотреть, как она на волне – счастливая и улыбающаяся – уходит от него на свободу, в море.

Сон с каждым разом обрастал подробностями, и последней – невыносимой – стала волна с безупречно красивым лицом Егора Погодина.

Наверное, он закричал во сне, потому что, когда открыл глаза, увидел склонившееся над ним испуганное лицо Ольги.

– Сережа, что?!

Он не мог ни обнять ее, ни прижать к себе…

Страшный сон перерос в страшную явь, а он не мог позволить себе отчаяния, чтобы не усугублять страданий жены.

– У меня давно не было лишней минуты, чтобы просто смотреть на тебя…

Холодная испарина на лбу могла выдать его состояние, поэтому Сергей стал говорить быстро-быстро, чтобы Ольга отнесла эту испарину и задрожавший голос к волнению от того, что он хотел сказать:

– Все время куда-то бежал, что-то срочное делал… И тебе навязал такую жизнь… Вот и допрыгался. Предупреждение мне.

– Глупости! Несчастье может случиться с каждым! – Ольга положила руки ему на лоб, прохладой ладони снимая жар, пульсирующий в висках.

– Может – с каждым, а случается – с избранными. Что-то я не так делал! – Он все же сорвался на отчаянный крик, не удержался…

– Тогда уж я! – со слезами в голосе воскликнула Ольга.

– Ты-то при чем здесь? Что ты, Оленька? – Она отняла спасительную ладонь, а он не мог ни обнять ее, ни прижать, ни просто взять за руку. – Ты – это как раз самое лучшее, самое надежное, что у меня есть!

Ольга встала и отошла к окну, за которым с каждой секундой все увереннее разгорался средиземноморский рассвет.

– Ну, и что там сегодня видно?!

Он вспомнил свой сон – он парализован, а ее уносит волна с лицом Егора Погодина.

– Море… – тихо ответила Ольга.

Я должен ее отпустить, подумал Сергей.

Я не имею права портить ей жизнь.

Доктор Милан с говорящей фамилией Здравкович хорошо говорил по-русски, поэтому Барышев, собравшись с духом, решил воспользоваться моментом, пока в палате нет Ольги, и задать главный мучающий его вопрос.

– Ну, что, пульс есть? – начал он издалека после того, как Милан простучал его молоточкам Тейлора и поколол острой рукояткой, как иголкой, безуспешно пытаясь вызвать чувствительность.

– Пациент шутит, значит, он скорее жив, чем мертв! – улыбнулся молодой черноволосый доктор.

– Это смотря что называть жизнью, доктор… В школе проходили: жизнь – это способ существования белковых тел. Вот я и существую…

Сергей старался вложить в свои слова иронию, но – не получилось. Вышло, что жалуется, сочувствия ищет.

– Ну-ка, ну-ка, любопытно, что вы тут еще надумали, господин русский философ! – заинтересовался Милан Здравкович.

Спрятав молоточек в карман, он показал, что готов к диспуту о жизни и смерти.

– Да вот надумал спросить вас, доктор… Вы сами-то верите, что вот это, – Сергей кивнул на свое тело, как на нечто, отдельное от себя, – когда-нибудь встанет. Или оно так и будет бревном лежать?

– Прогнозы, дорогой мой, вещь неблагодарная. Вот сегодня синоптики обещали дождь, а на улице – посмотрите, какая красота!

– Не могу посмотреть, извините. Придется поверить вам на слово, – зло сказал Барышев.

Эта неприкрытая злоба смутила врача – он стушевался, отвел глаза и произнес тихо, без наигранного оптимизма:

– Вижу, обманывать вас бесполезно…

– Бесполезно, – отрезал Барышев.

– И все же повторюсь… – Милан достал молоточек Тейлора, поиграл им и опять сунул в карман – слишком нервно, чтобы верить его словам. – В таких тяжелых случаях, как ваш, долгосрочные прогнозы делать трудно. Поэтому давайте не гадать на кофейной гуще, а лечиться!

– Я хочу знать – у меня есть шанс?! – проревел Барышев.

Единственное, что у него осталось, это голос – мощный, раскатистый бас.

Врач посмотрел наконец-то ему прямо в глаза и твердо сказал:

– У живых всегда есть шанс. Необратима только смерть.

Сколько ни пыталась Ольга осмыслить случившееся, вывод получался один – едва она в мыслях допустила возможность измены, Бог ее наказал.

Жестоко и метко. Ударив по самому дорогому – здоровью любимого человека.

И сколько она ни размышляла об этом, выходило – вина на ней.

Вернее – грех.

Вина была у Сергея полтора года назад, ведь мужская и женская измена – разные вещи, и теперь она это поняла, как никогда…

Сергей отпустил ее в Петербург, потому что безоговорочно верил. А она решила – от равнодушия. И почти растаяла от дешевых романтических жестов Погодина, за которыми желания покрасоваться было больше, чем чувств.

Она благодарила Бога, что Сергей жив, и каждый день молилась, чтобы он смог ходить. Хотя врач сказал…

– Шансов, что ваш муж сможет вернуться к нормальной жизни, – один из тысячи.

Она поклялась вымаливать этот шанс всей своей жизнью. Насколько хватит сил…

Главное, чтобы Сергей не узнал об этом раскладе, потому что такая мизерная возможность – все равно что приговор.

Утром она съездила на местный рынок и купила легкого вина «Вранец» с копчеными оливками и местным сыром и две капо – удивительные червонно-золотые шапки со старинными гербами, – чтобы доказать себе и Барышеву, что жизнь продолжается и они здесь не только лечатся, а наслаждаются уединением.

Подходя к палате, она услышала резкий голос Сергея:

– Но ведь, возможно, я никогда не встану!

– Да. И это возможно, – ответил доктор Здравкович. – Но повторяю…

– Не встану! – закричал Барышев. – Вы понимаете, что это такое, доктор?! Это значит, что я обрекаю на страдания свою семью! Все мои родные становятся заложниками моей болезни!