Каждый любит как умеет - Малышева Анна

У Гриши таких сомнений не возникало. У него вообще редко появлялись сомнения. Он получил часть своего гонорара, причитающийся за убийство Виктора, и все эти дни беспробудно пил. Таня видела, как он околачивается возле бара, где заседал его братец. И очень боялась, что Гриша похвастает перед братом своими заработками. Девушка давно уже нигде не появлялась вместе с Гришей, как раньше. Соседи по подъезду, конечно, видели парня, когда он являлся к ней в гости. Тут ничего сделать было нельзя. У Тани иногда являлась мысль – съехать отсюда. Сдать эту квартиру и снять другую, чтобы поселиться в таком месте, где ее никто не знает. Тогда и Гриша был бы не так опасен. Но девушке было жаль уезжать из этой квартиры. Она прожила здесь больше трех лет. Ремонт делал отец. Мебель, постельное белье, даже шторы – выбирала и покупала мать. Сама Тан« только радовалась полученным результатам. К домашнему хозяйству она была вполне равнодушна. Ее мать часто с горечью отмечала, что дочь может жить в ужасающей грязи – сколько угодно, пока ей не надоест. Тогда у Тани вдруг появлялись признаки домовитости, и она делала генеральную уборку. Если бы она съехала с этой квартиры, все хозяйство пришлось бы устраивать заново. Даже мысль об этом приводила ее в уныние.

Весь вчерашний день Гриша пилил ей нервы по телефону. Он допытывался, когда она займется разработкой архива. А может, она уже занялась и только не делится с ним?! И сегодня он явился выяснить отношения. Таня швырнула ему пакет с бумагами:

– На! Занимайся этим дерьмом сам! Я ни черта не могу найти! На пейджер никто не звонит! У этого придурка Андрея дело шло куда быстрей, чем у нас!

– Отнять у него деньги, и дело с концом, – Гриша тупо вгляделся в верхние бумажки и с отвращением поставил пакет в сторону: – Тань, давай возьмем еще один заказ. Я машину куплю. Братан говорит – можно купить подержанную японскую, незадорого. Тысячи за четыре всего.

– Мы уже взяли заказ, а ты его изгадил! – напомнила Таня. – Пока не закончим эту работу – за другую не возьмемся!

Чтобы не слушать ее упреков, Гриша напился. И вот теперь он посапывал в другой комнате, и выставить его было невозможно. «Машину ему захотелось, – Таня свернулась на постели калачиком и закрыла глаза. – Ну, конечно. Пора бы уже проснуться аппетитам. Работаем, работаем, а толку все нет. Все, что получим – проживаем. Главное, чтобы он сам не рыпался… Не подпускать его к Андрею. Он все изгадит, ему уже удалось…» Она натянула на голые ноги простыню и поняла, что засыпает.

Овраг с пологими склонами тянулся почти на километр. От домодедовских новостроек к баракам, и дальше – почти до лесочка. На дне оврага в дождливые дни вяло колыхалась вода. Если дождей не было слишком долго, вода пересыхала, оставляя на глине плотную, бурую ряску. Среди кустарников наверху оврага часто встречались грибы. Сюда за ними приходили только немощные старухи, которые не могли добрести до леса, или дети. Ночью шел дождь, к утру распогодилось, а в семь часов на небе не осталось ни облачка. Воздух был теплым и влажным – самая грибная погода. И к оврагу потянулись страдающие бессонницей старухи. Они придирчиво шарили между кустов, приподнимали палками ветки. Одна из старух привела е собой собачку – такую же старую, как она сама. Белая, непрерывно дрожащая болонка неуверенно ковыляла по краю оврага, принюхиваясь к тысяче запахов и вспоминая молодость. И вдруг подалась назад, уперлась в землю всеми четырьмя лапами и тонко залаяла. Старуха не обратила на нее внимания. Собачка завыла.

– Тошка, с ума сошла, – старуха вытянула шею, выглядывая в траве свою любимицу. – Дура старая! Чего нашла?! Брось!

Собачка выла, не двигаясь в места, ни на кого не обращая внимания. Старуха заволновалась. Она позвала подружку, и они вместе попытались увести Тошку от края оврага. Но собачка вырвалась и внезапно бросилась вниз. Они видели, как белая болонка кружится по склону, тычется носом в землю и надрывно воет, сотрясаясь всем телом.

– Здесь что-то нехорошо, – заметила проницательная подруга. – Пойдем отсюда, Вер. Пойдем, все равно грибов нет.

Вера попробовала вызволить собаку из оврага, но та нипочем не шла на зов. Стояла на одном месте и как-то дико скалилась. Такого старуха еще не видела.

– Дохлятину нашла, – снова высказалась подруга. – Сейчас обваляется вся, они это любят. Тошка! Дура облезлая! Вер, у нее маразм начинается.

Вера, вздыхая, полезла вниз. Здесь овраг густо порос травой, и спускаться было нетрудно. Она звала собаку и сердито грозила ей палкой:

– Я тебя, дрянь такая! Чего орешь, ну?! Я т-тебя, паршивая!

И вдруг замерла.

– Вер, чего там? – Любопытная подружка тоже двинулась вниз.

Но Вера ничего сказать не могла. Она ткнула палкой в землю, прямо в то место, над которым бесновалась Тошка. И сама издала что-то похожее на вой:

– Ой, дрянь, зараза! Закопали кого-то!

Подружка и сама уже видела, что дело неладно. В том месте, куда указывала Вера, земля была слегка перекопана и разбросана. А из земли отчетливо выделялось что-то бурое, влажное, одетое в грязную мокрую куртку. Старухи, не сговариваясь, молча полезли наверх. Тут за ними, наконец, последовала и собака.

Через несколько часов опергруппа выкопала все, что осталось от Бориса Антоненко, если верить паспорту, который нашелся во внутреннем кармане куртки.

Мать Антоненко, проживающая в той же квартире, где был прописан сын, подняла телефонную трубку сама. На вопрос, где сейчас находится Борис, ничего толком не сказала. Обещала быть дома, раз уж к ней едет милиция. Женщина говорила как-то скованно, но страха в ее голосе не ощущалось. Когда оперативники явились к ней, в квартире, кроме хозяйки, оказалась еще ее племянница.

– Елизавета Сергеевна? Антоненко?

Пожилая женщина в синем ситцевом халате несколько раз кивнула. Она настороженно оглядела стоящих на пороге мужчин и попросила показать какие-нибудь документы. Убедившись, что они те, за кого себя выдают, впустила их в квартиру. На заднем плане маячила белокурая женщина помоложе – нарядная, в розовом шифоном платье.

– Надя, – хозяйка повернулась к ней и растерянно развела руками: – Вот, снова… Не уходи, побудь со мной.

– Хорошо, – Надежда Владимировна с любопытством взглянула на мужчин и почему-то поправила прическу. – Опять что-то с Борей?

– А что значит – опять? – Следователь представился и показал ей раскрытое удостоверение.

– Боря уже скоро месяц, как дома не живет, – ответила та. – Теть Лиза, садитесь. Опять с вами начнется.

Это «опять» заинтересовало следователя. Он не успел узнать об Антоненко ничего, кроме того, с кем он был прописан. Со времени нахождения трупа прошло три часа. Солнце в этот день жарило беспощадно, и в овраге ему напекло голову. Он попросил воды. Надя принесла ему бутылку боржоми и любезно открыла ее, налила в стакан шипящую воду: