Леди в наручниках - Голдсмит Оливия

Эти последние дни перед ее освобождением тяжело мне дались. Честно признаюсь. И Шер это знала. Она пыталась поменьше говорить о предстоящей комиссии и своих планах на будущее. По крайней мере, при мне.

Но после четырех лет взаперти выйти на свободу — это же потрясающее событие! Нельзя не переживать и не волноваться по этому поводу. И остальные — особенно Тереза — говорили, казалось, только об этом.

Вечер после заседания комиссии по досрочному освобождению, которая должна была рассмотреть дело Шер, был нелегким для меня. Я от всей души желала ей удачи. Я неверующая, поэтому я не молилась за нее, но если бы я верила в бога, я бы молилась.

— Ну-ка, посмотрите на мисс Макиннери! — закричала Тереза, когда Шер вернулась с комиссии. — Она выглядит совсем как кошка, которая проглотила канарейку!

Никто не сомневался, что слушание прошло отлично. Шер — прирожденная актриса и могла бы убедить священника, что она девственница. Однако, в отличие от обыкновения, она только пробурчала сквозь зубы:

— Угу.

— Угу? — повторила Тереза. — Шер, да ты же светишься от радости. Если запатентовать выражение твоего лица, то можно стать миллионершей. Ты выглядишь так, словно готова завоевать весь мир.

Но Шер только снова повторила свое «угу».

Я видела, что она не хочет это обсуждать. Но Тереза, которая обожает пришпоривать дохлую лошадь, все не отставала, и я наконец не выдержала:

— Что это за угуканье?

— Теперь так говорят, — объяснила Зуки. — Моя сестра рассказывала, что племянница доводит ее своими «угу» до белого каления. Она так отвечает на все вопросы.

— Звучит по-идиотски, — проворчала я.

Иногда, когда оказывается, что я не в курсе того, как говорят на воле, или не знаю каких-нибудь новых прибамбасов, которыми все давно пользуются, мне становится тошно. Как будто меня выкинули из жизни.

Шер встала и молча вышла. Она старалась не расстраивать меня, но я и так знала, что наши отношения никогда не станут прежними. Это невозможно. Шер уходит отсюда, а я остаюсь здесь навсегда. Когда кто-то из семьи выходит на волю, это трудное время для меня, но никогда еще мне не было так больно.

Решение о ее освобождении было принято, и мы это отпраздновали, но последний ужин с Шер был одновременно радостным и горьким. Тереза пыталась шутить, говорила что-то о Тайной вечере, но смех был принужденным, а улыбки — грустными. Утром Шер выходила на волю. Для нее наступали новые, счастливые дни. Никто не знал, что говорить. Шер не могла не радоваться, а мы не могли не завидовать ей и не грустить о потере подруги. Такой конфликт эмоций трудно выразить словами.

За ужином я изучала лицо Шер. Что она чувствовала, зная, что в последний раз ночует за решеткой, на убогом матраце, слыша шаги охранников? Что бы чувствовала на ее месте я? Я не могла этого представить и никогда не узнаю… Как бы то ни было, ее лицо оставалось непроницаемым.

Одно время я надеялась, что Шер изменится за эти четыре года. Однако теперь мне стало ясно: ее наказали, но не исправили. Казалось, она изголодалась по любимому занятию. Никто не говорил этого вслух, но я знала: все думали — или даже надеялись, — что Шер скоро к нам вернется.

— Что ты собираешься делать, Шер? — поинтересовалась Дженнифер.

После истории с телефоном они если не подружились, то хотя бы стали нормально общаться. Шер часами сидела у них в камере, массируя Зуки отекавшие ноги и разговаривая с Дженнифер о ее работе, об Уолл-стрит и подобных вещах.

— Не беспокойся обо мне, Дженни, — улыбнулась Шер своей дьявольской улыбкой. — У меня свои планы.

— Какие?

— Я подумываю, не стать ли мне брокером ценных бумаг, как ты, — ответила Шер. — Я считаю, что ты и твои приятели с Уолл-стрит открыли законный способ воровства. Просто вы одеты лучше, когда этим занимаетесь, вот и все.

Дженнифер невесело рассмеялась, затем пожала плечами.

— Не думаю, чтобы бывший заключенный имел право стать брокером, но если тебе потребуются рекомендации, я к твоим услугам.

Шер смотрела Дженни прямо в глаза. Я знаю, ей было очень стыдно, что она попалась копам на крючок, это задело ее гордость. За долгие годы карьеры ее не раз арестовывали, но срок она получила впервые.

— Спасибо, Дженнифер, — холодно ответила Шер. — Но ты уже и так очень помогла мне, сама этого не зная.

Мне надо было тогда сложить два и два и догадаться, что произойдет дальше, но эмоции туманят мозги. После слов Шер наступило неловкое молчание, нарушенное Терезой.