Обольсти меня на рассвете - Клейпас Лиза

Меррипен ничего не ответил, никак не дал понять, что воспринял сказанное Лео.

— Господи, — хрипло проговорил Лео, — если у тебя хватило бы духу умереть за нее, то не думаешь ли ты, что мог бы набраться мужества, чтобы жить с ней?

Лишь молчание сопровождало Лео, когда он отошел от камеры. Он спрашивал себя, что же он наделал и какой теперь ждать беды.

Лео зашел в кабинет констебля и попросил его выпустить Меррипена.

— Подождите все же минут пять, прежде чем выпускать его, — попросил он. — Мне необходима фора, чтобы успеть скрыться.

После того как Лео ушел, разговор за ужином принял характер напускной веселости. Никто не хотел вслух высказывать предположения относительно причин отсутствия Меррипена или говорить о таинственном «неотложном деле», заставившем уехать Лео, но для всех было очевидным то, что между двумя этими событиями прослеживается связь.

Уин переживала молча. Она сурово сказала себе, что сейчас не время и не место волноваться за Меррипена. К тому же у нее нет на это права. И тогда она стала беспокоиться еще сильнее. Кусок не лез в горло.

Она отправилась спать рано, сославшись на головную боль, остальные остались в гостиной играть в лото. После того как Джулиан проводил ее до лестницы, она позволила ему поцеловать ее. Это был долгий поцелуй, ставший влажным, когда Джулиан проник в ее рот языком. Терпеливая нежность его губ была если не головокружительной, то очень приятной.

Уин подумала, что из Джулиана вышел бы умелый и чувственный партнер, когда она в конечном итоге побудила бы его заняться с ней любовью. Но он не слишком сильно к этому стремился, что одновременно разочаровывало и дарило облегчение. Если бы он хоть раз посмотрел на нее с сотой долей того голода, того желания, с которым смотрел на нее Меррипен, тогда, возможно, ему бы удалось возбудить в ней ответную реакцию.

Но Уин знала, что, хотя Джулиан и желал ее, его чувства были весьма далеки от всепоглощающей, безрассудной страсти Меррипена. И ей было трудно представить, что Джулиан способен потерять голову даже во время самого интимного из актов. Она не могла представить его рычащим от страсти, покрытым испариной, судорожно сжимающим ее в объятиях. Она интуитивно чувствовала, что Джулиан никогда не позволит себе опуститься до такого неэстетичного уровня.

Она также отдавала себе отчет в том, что через какое-то время Джулиан может пресытиться ею. И тогда ничто не помешает ему искать близости с другой женщиной. Эта мысль удручала Уин. Но не настолько, чтобы склонить ее к тому, чтобы она отказалась от брака с ним. В конце концов, супружеская измена не была чем-то исключительным. Проповедуя супружескую верность как эталон, как некий идеал, к которому следует стремиться, общество с готовностью оправдывало мужчину, изменяющего своей супруге. С точки зрения практической морали главной добродетелью супруги является терпение и умение прощать.

Уин умылась, надела ночную рубашку и взяла в руки книгу, чтобы почитать перед сном. Роман, который одолжила ей Поппи, изобиловал персонажами и был написан таким многословным цветистым языком, что невольно приходило на ум, что автору платили за количество слов. Прочитав две главы, Уин закрыла книгу и притушила свет. Она легла и уныло уставилась в темноту.

В конце концов она заснула. Она была рада забыться сном. Но спустя какое-то время, когда еще было темно, она почувствовала, что просыпается. Кто-то или что-то находилось в комнате. Первой мыслью ее было, что это, должно быть, хорек Беатрикс, который иногда пробирался в комнату, чтобы похитить предметы, которые его интриговали.

Уин протерла глаза и села. Она заметила какое-то движение возле кровати. Над ней нависла чья-то массивная тень. До того как удивление уступило место страху, она услышала знакомый шепот и почувствовала мужские руки, которые зажали ей рот.

— Это я.

Уин беззвучно шевельнула губами: Кев!

У нее от острого приступа радости свело живот. Сердце учащенно забилось. Но она все еще была сердита на него. Она покончила с ним, и, если он пришел к ней в комнату, чтобы поговорить, он глубоко заблуждался, думая, что найдет в ней понимание. Она хотела ему сказать об этом, но, к своему изумлению, обнаружила, что на губы ей ложится плотная ткань. Кев крепко завязал концы полотенца у нее на затылке, и еще через пару секунд он связал ей запястья.

Уин остолбенела от шока. Меррипен никогда бы не сделал ничего похожего. И все же это был он. Она бы узнала его в полной темноте, по одному прикосновению. Чего он хотел? Что там творилось у него в голове? Теперь, когда глаза ее окончательно привыкли к темноте, она смогла разглядеть его лицо. Оно было суровым и решительным.