Блондинка в черном парике - Коултер Кэтрин

Но он не смог.

Диллон тихо постучал в дверь, соединяющую их комнаты.

Джеймс взглянул в самые голубые глаза, какие ему только доводилось видеть в жизни. Салли лишь смотрела на него и не могла поверить в то, что только что произошло.

– Ты в порядке?

Она все так же безмолвно смотрела на него широко раскрытыми глазами.

– Эй, Квинлан, Салли, вы проснулись? Давайте, ребята, пора вставать, у нас впереди долгий путь.

– Это парень, которому принадлежит «порше», – сказал Квинлан. – Нам придется за него держаться. – Он поцеловал Салли в кончик носа и заставил себя оторваться от нее.

Глава 20

– Мне нравится твоя квартира, Джеймс. Квинлан усмехнулся у нее за спиной.

– Ничего удивительного – в ней побольше индивидуальности, чем в том гостиничном номере.

Салли повернулась к нему лицом. Она уже не была одета в слишком тесные джинсы, куртку Джеймса, доходившую ей едва не до колен, и блузку, то и дело распахивающуюся на груди.

По дороге в Вашингтон они сделали остановку у универмага Мэйси в Монтгомери Плаза. Диллон тут же покинул их, устремившись в торговый центр, в магазин программного обеспечения для компьютеров.

Салли с Джеймсом отправились за покупками и, выбирая их, развлекались от всей души. Шутливый спор разгорался по любому поводу от цвета ночной рубашки до фасона туфель. В конце концов Салли вышла из магазина, одетая в темно-коричневые вельветовые брюки, кремовый шерстяной пуловер поверх коричневой водолазки и отличные кожаные туфли, тоже коричневые.

Свою куртку – ту самую, в которой она убежала, Джеймс нес в руках. Он сильно сомневался в том, что какой-нибудь химчистке удастся вывести с нее масляные пятна, оставшиеся после происшествия с мотоциклом.

– Я слышала, что квартиры одиноких мужчин обычно напоминают свалку – ну знаешь, повсюду, включая ванную, пустые картонки из-под пиццы, еле живые растения и жуткая мебель, перекочевавшая с мамочкиного чердака.

– Мне нравится жить хорошо, – сказал Джеймс и понял, что это правда. Он не любил беспорядок и подержанную мебель, а любил комнатные цветы и картины импрессионистов. Ему посчастливилось иметь в соседках миссис Малгрэйви. В отсутствие Джеймса она следила за порядком, а особенно за его любимыми африканскими фиалками.

– Ты прекрасно управляешься с цветами.

– Наверное, весь секрет в том, что я играю для них на саксофоне. Большинство из них предпочитает блюз.

– Не думаю, что мне нравится блюз, – сказала Салли, все так же пристально глядя ему в лицо.

– А ты когда-нибудь слышала Декстера Гордона? Джона Колтрейна? Уверен, что альбом Гордона «Грустные ноты» заденет тебя за живое.

– Я слышала Гато Барбиери.

– О, он тоже потрясающий. Я многому научился и у него, и у Фила Вудса. Однако у тебя еще все впереди, Салли. Сегодня вечером ты наслушаешься вдоволь. Пусть мелодия и ритм говорят сами за себя.

– Это твое хобби, Джеймс?

Он выглядел немного смущенным.

– Да, я играю на саксофоне в «Бонхоми-клубе» – вечерами по пятницам и субботам. За исключением тех случаев, когда меня нет в городе, как, например, вчера.

– Ты играешь сегодня вечером?

– Да, то есть нет, не в этот раз. Ведь ты здесь.

– Я бы с удовольствием тебя послушала. Почему мы не можем пойти? Он медленно улыбнулся.

– Ты правда хочешь?

– Правда.

– Ладно. Вероятнее всего, тебя никто не узнает, но все-таки давай подстрахуемся – наденем на тебя парик и большие темные очки.

Джеймс еще не сказал Салли то, что она, вероятно, понимала и сама: что завтра она, он и Диллон с головой окунутся во всю эту канитель. Ему не терпелось взглянуть в глаза Скотту Брэйнерду, он не мог дождаться встречи с Бидермейером. Но сегодняшний день Джеймс хотел отдать Салли, чтобы ее не донимал ни он сам, ни кто-то другой. Ему хотелось видеть, как она улыбается.

– Как ты считаешь, Джеймс, можно мне позвонить нескольким подругам?

– Кто они?

– Женщины, которые работают на Капитолийском холме. Вот уже больше шести месяцев, как я ни с кем из них не разговаривала. Ну, правда, одной я звонила перед самым отъездом из Вашингтона в Коув. Ее зовут Дилл Хьюз. Я попросила у нее взаймы денег. Она согласилась, причем очень быстро, и захотела со мной встретиться. Что-то в ее поведении было не так, и я не поехала на встречу. Сейчас мне бы хотелось позвонить Монике Фримен, она была моей лучшей подругой. Хочу посмотреть, как она себя поведет, что у нее найдется мне сказать. Это не мания преследования, но я всего лишь хочу знать, кто тут на моей стороне.