Наша тайна - Делински Барбара

Дебора уклончиво ответила:

— С тобой невозможно было жить, потому что тебя никогда не было дома.

— Туше! — сказал он, и его улыбка померкла. — Что ж, я понимал, каким стал, и мне это не нравилось. Но это уже сделалось моей зависимостью. Единственный способ разорвать этот круг — уехать. — Грэг прикоснулся к ее руке. — Дело не в тебе, Дебора. Мне нужно было оставить здесь человека, которым я стал. Просто так получилось, что ты оказалась его женой.

Дебора собиралась сказать что-то о клятвах в верности, об ответственности, о любви, но тут в окно постучал Дилан. Грэг опустил стекло, взял напиток и сразу передал стакан ей.

— А теперь еще один для меня, — сказал он Дилану. — Можешь сделать? — Мальчик с готовностью кивнул и убежал.

Дебора не хотела кофе со льдом. Она и без этого была достаточно взбудоражена. Поставив стакан на подставку, она повернулась к Грэгу.

— Но ты оставил не только его, но и нас. Знаешь, как нам было больно?

— Уверен, ты мне сейчас расскажешь.

Она сделала глубокий вдох, чтобы высказать ему все, но тут ее злость испарилась.

— Честно говоря, — грустно произнесла Дебора, — не расскажу. Я не могу больше злиться. Это не помогает ни детям, ни мне.

Грэг посмотрел мимо нее.

— А вот и Грейс, — сказал он и сразу же вышел из машины. Грейс не обратила внимания на синий «вольво», пока не заметила Грэга. Она резко остановилась. Девочка не ответила на объятия отца, но позволила проводить себя до машины.

Он открыл заднюю дверцу и усадил ее рядом с Деборой, а затем вернулся на место водителя. Развернувшись, чтобы видеть их обоих, Грэг сказал:

— Отлично. Что же происходит?

* * *

Грейс ужаснулась.

— Ты собираешься разговаривать здесь? В машине?

— Почему бы нет? — ответил Грэг.

— Может, поедем домой?

— Я был там не очень хорошим человеком. Эта машина лучше отражает мое настоящее «я».

— Я думала, твое «я» отражал «фольксваген».

— У «фольксвагена» это получалось тридцать лет назад. Теперь мне нужно кресло с подогревом. Вот тебе честный ответ. Скажи мне, что тебя беспокоит.

— Папа, папа! — позвал Дилан снаружи.

Грэг открыл окно и взял напиток.

— А теперь еще один для твоей сестры.

У Дилана опустились плечи.

— Еще один? Она не пьет кофе.

— Пьет, — громко заверила его Грейс.

Дилан уставился на нее, затем развернулся и неохотно поплелся обратно.

Что же ее беспокоило? Грейс не знала, с чего начать. Но ее отец был здесь, и дедушка советовал ей спросить, что она и сделала.

— Я хочу знать, почему ты ушел. Я хочу знать, что плохого было в нас и что хорошего в Ребекке. Я хочу знать, зачем ты давал обещания, если не собирался их выполнять.

— Грейс, — начала мама, но отец жестом остановил ее.

— Все в порядке. Она только что сказала мне больше, чем за последние полгода.

Это еще больше завело Грейс.

— А чего ты ожидал? Ты думал, что мы сразу же переедем из Лейланда на ферму? Ты думал, что мы смиримся с тем, что Ребекка заняла мамино место, словно мама уже ничего не значит?

— Грейс…

— Все нормально, Дебора. — И Грэг повернулся к дочери. — Я тогда не думал об этом. Просто знал, что должен уехать.

— Это было очень эгоистично.

— Если бы я тогда думал о вас, то не смог бы уехать.

Грейс закрыла уши руками.

— Не говори этого. Не говори этого! Отец должен думать о детях. Он должен быть рядом с ними. Он должен их любить.

— Я правда люблю вас, — сказал Грэг.

Опустив руки, Грейс ответила:

— Тогда я не понимаю, какой смысл ты вкладываешь в это слово.

Он посмотрел на Дебору.

— Это твои слова?

— Нет! — закричала девочка, прежде чем Дебора успела что-то сказать. — Это я, твоя дочь, которая думала, что ты всегда будешь рядом! Я думала так, потому что ты так говорил, и я тебе верила! — Осознав, что кричит, она понизила голос. — Только ты не выдержал. Поэтому у тебя нет права требовать что-то от меня. Если я обманываю, это нормально. Если я пью, это нормально. Если я украла обувь из магазина, это нормально.

— Ты бы ничего этого не сделала.

Ее глаза распахнулись.

— Сделала. Я все это делала. Это я была за рулем в тот вечер. Разве ты не догадался? — Грэг был ошеломлен. — Но нет, ты бы не догадался, потому что я — твой идеальный ребенок. Только вот что, папа, я — не идеал. Я ошибаюсь и совершаю плохие поступки. Иногда я ненавижу то, как должна поступать. Но все ожидают от меня именно этого, поэтому я поступаю именно так. А как же мои чувства? Или я должна дойти до предела, как ты, а потом все это бросить?