Ночной путь - Дейли Джанет

Дышать было тяжело, воздух вырывался из легких со свистом. Сердце опять оказалось в груди. Она слышала, как оно бьется. Это Сокол все же сжалился и вернул ей сердце? Или Чэд выполнил свое обещание и дал новое? Надо проверить. Она должна посмотреть, остались ли на сердце отпечатки пальцев. Отпечатки? Как она может найти на своем сердце отпечатки пальцев, если оно стучит у нее в груди? А может быть, это не сердце, а что-нибудь другое?

Во сне Ланна попыталась убежать от этих кошмарных сновидений, но ноги отказывались ей повиноваться. И еще этот цвет… слишком много цвета. Ослепительного. Это Четвертое июля. Праздничный фейерверк. И Ланна успокоилась и стала смотреть, как в небе взрываются яркие красные, голубые, зеленые и желтые звезды. Они вращаются и разлетаются в разные стороны. Она находится внутри калейдоскопа. Эти ошеломительные сочетания и узоры созданы специально для нее. Аметистовые, оранжевые, рубиновые, изумрудные. Она окружена драгоценностями. Огромными в сотни каратов драгоценными камнями. Кто-то сыпет их на Ланну, не переставая. Внезапно онa ощутила, что ее руки прикованы к кровати неимоверной тяжестью перстней, и она не в силах шевельнуть даже пальцем.

Всю ночь напролет Ланна металась между прекрасными сновидениями и кошмарами. И в каждой грезе таилось что-то темное и угрожающее, а в каждом кошмаре скрывалась некая красота. Когда она наконец проснулась, то испытала приступ сожаления. Ей не хотелось покидать дивный мир, оставшийся за гранью сна. Но испытанный в нем сладостный хмель постепенно проходил. Ланна чувствовала нечто странное: с одной стороны, она хорошо отдохнула, а с другой – ощущала легкую вялость и апатию.

Когда она вошла в комнату, где семья обычно завтракала, то застала там одну только Кэтрин. Та любезно улыбнулась Ланне:

– Сегодня вы проснулись немного раньше, чем обычно. Как себя чувствуете?

– Лучше, – улыбнулась в ответ Ланна.

– Что будете пить с утра? Апельсиновый или грейпфрутовый сок? У нас есть и тот и другой, – Кэтрин отодвинула от стола плетеный ратановый стул и подошла к боковому столику, на котором были расставлены многочисленные тарелки и графины.

– О, совершенно неважно. Не беспокойтесь, я возьму сама, – предложила Ланна.

– Садитесь, – не уступала Кэтрин. – Все равно я собиралась налить себе еще кофе.

Ланна выбрала апельсиновый сок, и Кэтрин поставила перед ней стакан, наполненный горьковато пахнущей оранжевой жидкостью.

– А где Кэрол? – спросила Ланна, пригубив сок. – Она еще спит?

– Нет. Уверена, что она вся в хлопотах. Укладывает вещи Чэда, – Кэтрин бросила в чашку с кофе кусочек сахара.

– Чэд уезжает?

– Да. Сегодня утром ему надо лететь в Феникс. Чэд считает, что не может так надолго отлучаться от дел в офисе. Он и так пробыл здесь уже несколько дней, – раздалось мелодичное позвякивание ложечки о края чашки: Кэтрин размешивала сахар в кофе. – Если вы хотите поговорить с Чэдом до того, как он улетит, то он сейчас у себя в кабинете, собирает необходимые для него документы.

– Да, пожалуй, мне надо перемолвиться с ним парой слов, – пробормотала Ланна, слегка нахмурившись. – Мне необходимо спросить его о моем новом сердце.

«Что это я говорю?» – спохватилась Ланна, не успев еще произнести эти слова. Какое новое сердце? Ведь все это было не наяву, а в сновидении, которое пригрезилось ей минувшей ночью. Она рассмеялась, пробормотав:

– Это безумие…

– О чем вы говорите, дорогая? – с любопытством посмотрела на нее Кэтрин.

– О, ничего, – Ланна покачала головой и встала из-за стола. – Этой ночью мне приснился дичайший сон. Я, кажется, еще заговариваюсь после него. Извините.

– Пустяки.

Ланна вышла из комнаты и поспешила по коридору в прихожую, а оттуда – во второй сводчатый проход, который вел к полированным резным дверям из красного дерева. За ними находился кабинет Чэда. Она постучала дважды.

– Войдите, – отозвался Чэд.

Ланна повернула украшенную витиеватым узором медную ручку, открыла дверь и вошла. Она впервые оказалась в кабинете Чэда. Первое, что бросилось Ланне в глаза, – сильное влияние индейской культуры на убранство кабинета. На стенах висели одеяла, сотканные навахо, на каминной полке стояли несколько кукол качина. Их уравновешивала вполне «западная» обстановка. Несколько охотничьих трофеев – оленьи рога, тяжелая дубовая мебель, кожаный диван и кресла. Всему противостоял большой чертежный стол, отделения для бумаг которого были заполнены рулонами свернутых «синек» – светокопий чертежей и планов. Это была в высшей степени «мужская» комната – на всем лежал отпечаток индивидуальности ее бывшего хозяина Джона – охотника, строителя и исследователя культуры навахо.