Спасение утопающих - Колочкова Вера Александровна

Надежда Федоровна улыбнулась, вздохнула довольно, еще раз кинула взгляд на фотографию на стене. Подумалось вдруг – вот бы приехали они как-нибудь все вместе к ней в Синегорск! Взяли бы и приехали! На юбилей, например. А что? Они ж ни разу здесь за всю жизнь так и не были – ни зять Гриша, ни внучка Дашенька… Вот уж она бы ими погордилась! Как прошлась бы по улице! И был бы у нее майский день, именины сердца…

Наверное, зря Надежда Федоровна об этом подумала сейчас. Не знала просто, что мечтать иногда вредно бывает. Что мечты иногда и сбываются, конечно, но странным совершенно образом – шиворот-навыворот. Что мечтаешь вроде бы о гордом чем да значительном, как и полагается, а на деле, при явном вдруг исполнении желаний, выходит сплошной и совершеннейший позор. Никогда же не знаешь, когда булгаковской Аннушке вдруг вздумается разлить свое масло на рельсах судьбы! Вот и она не знала, что внучка Дашенька в это время уже собирает чемодан в своей комнате, а дочка Алена отчаянно спорит с мужем, доказывая необходимость срочного ее отбытия из благополучного Санкт-Петербурга в какой-то там захудало-провинциальный город Синегорск…

Глава 3

– …Гриша, ей надо обязательно туда уехать! Я же говорила тебе – там мамина подруга директором школы работает! И она сделает так, что у нее будет шикарный сертификат по результатам ЕГЭ! Ну как ты не понимаешь-то, господи?

– Какой ЕГЭ? Что это вообще такое – ЕГЭ? Ты можешь объяснить вразумительно? – сердился Григорий Николаевич Кравцов, с удивлением глядя на взволнованную жену. Впервые в жизни он не понимал ее. Чего это вдруг его умнице Алене такая блажь в голову пришла – отправить дочку за тридевять земель ради какого-то там ЕГЭ?

– Это единый государственный экзамен! И по его результатам можно в любой институт попасть! Даже самый престижный! А ей тетя Катя там поможет получить эти результаты! Чего тут непонятного-то?!

– Господи, Алена… Да она и так поступит! Она и здесь хорошо учится! Сертификат какой-то придумала… Чего ты несешь глупости всякие? Когда это у нас по бумажкам в институты принимали? Я вот, например, только один способ знаю, самый действенный…

– Какой способ? Взятку очередную дашь? Чтоб тебя поймали, да? Ты хоть понимаешь, что сейчас, перед выборами в Госдуму, начнется настоящая охота за компроматом? А тут такой надежный вариант…

– Не знаю, не знаю… Темнишь ты что-то. Ну а как мы, например, всем объясним, что Дашка уехала? Зачем?

– Да очень просто объясним. Уехала, мол, ухаживать за больной бабушкой. Благородство такое сама проявила. Других, мол, детей не заставишь подобный подвиг совершить, а наша сама вызвалась…

– Да глупости, глупости ты говоришь! Кто в эти объяснения поверит-то? Сразу скажут, что Кравцов на тещу денег пожалел, бедную дочку за ней ухаживать отправил.

– Ну почему – отправил? Она сама будто попросилась, потому что добрая очень. Не как все. У доброго и честного отца выросла добрая и честная дочь.

– Да? А что, ты права… Пожалуй, есть в этом что-то такое… Ну ладно, если так… Но все равно я этого как-то не понимаю, Ален…

«Конечно не понимаешь, – с раздражением подумала Алена. – Не понимаешь, потому что ужасной правды не знаешь. Посмотрела б я на тебя, если б ты ее узнал…»

Рано утром они уехали. А к вечеру добрались уже и до Синегорска. Алена торопливо шла по знакомым с детства улицам, таща за ручку огромный чемодан на колесиках, морщилась от неприязни к этим серым трех-пяти-этажным блочным и кирпичным домам и даже смотреть боялась в сторону Даши, понуро шедшей на полшага сзади. Потом все-таки повернула к ней голову, улыбнулась через силу:

– Ничего-ничего, Дашенька. Я понимаю – здесь не Питер, конечно. Но это же ненадолго!

– Да ладно, мам. Ничего, конечно. Только холодно здесь. Зима почти…

– А мы уже пришли, Даш. Потерпи, сейчас согреешься. Вон бабушкин дом. Только ведь ее, наверное, сейчас нет… Я звонить ей не стала все-таки, чтоб не пугать заранее. А ключ возьмем у соседки. Насколько я помню, она всегда у соседки ключ оставляет, из двадцать третьей квартиры. У нас так заведено было. Если только не поменялось что…

Дверь двадцать третьей квартиры открылась с ходу, как только Алена в нее позвонила, явив им во всей красе соседку бабу Любу. Сколько Алена себя помнила, женщина эта во все времена именно бабой Любой и числилась, словно и родилась уже этой самой «бабой», словно и не было у нее ни положенного детства, ни молодости, ни обязательного женского расцвета. В своем доме она несла давно уже взятые на себя обязанности то ли унтера Пришибеева, то ли всеобщего швейцара, то ли добровольного охранника, то есть держала у себя ключи от всех квартир и бдительно несла службу по отслеживанию чужих и в гости приходящих. Вот и сейчас уставилась на Алену подозрительно, не узнавая: