Знак Нефертити - Колочкова Вера Александровна

Выйдя из троллейбуса, прямиком отправилась в супермаркет, набросала в тележку всего, что на глаза попалось — курицу, сыр, макароны, сосиски, сетку с яблоками… Наверняка у Лерки холодильник пустой. Да и откуда ему взяться, полному-то? Разве может художник по имени Герасим озаботиться такой обыденностью — подругу накормить? У них же Леркина зарплата — на все про все. Хотя Лерка и убеждает ее, что он вот-вот разбогатеет, про какую-то выставку упорно талдычит… Ага, разбогатеет! Жди! Теряй время! Гробь на него свою молодость! Потом спохватишься, да поздно будет — и поезд уйдет, и семейного гнезда не совьешь…

Вздохнула раздраженно, укладывая продукты в большие пакеты. И в очередной раз досада взяла — как это она Лерку мимо рук пропустила… И, главное, ведь не предвещало ничего! А однажды пришла с работы домой, и записка на столе лежит — так, мол, и так, дорогая мамочка, мы с Герой квартиру сняли, я ухожу… И в конце приписка обидная: «Я тебя очень люблю, мам». Вот так вот, значит. Ухожу, но люблю. Люблю, но ухожу. Хоть бы посоветовалась сначала, поганка! А теперь уж чего — не силой же ее от этого Герасима отрывать…

Пакеты оказались довольно тяжелыми, кое-как доволокла до кирпичной пятиэтажки, где Лерка с художником Герасимом снимали квартиру. Можно было и позвонить, конечно, чтобы Герасим встретил… Ну, это уж нет, она сама как-нибудь. Пусть ему стыдно станет, что она вынуждена из-за дочери так напрягаться. Ввалилась на пятый этаж, запыхавшись, нажала на кнопку звонка…

— Ой, мам, ну зачем ты… — досадливо закудахтала Лерка, втаскивая пакеты в прихожую. — Мы бы и сами…

— Знаю я, как вы сами. Наверняка холодильник пустой. Ведь пустой, скажи?

— Ну, пустой… Ну и что? Мы вон пиццу заказали, уже привезли, пока ты ехала. Сейчас обедать будем.

— Это пиццей, что ли, обедать? А нормальный суп сварить что, руки отсохнут?

— Нет, мам, не отсохнут. Мы вообще-то как раз в гости собирались, когда ты позвонила.

— Значит, мать не вовремя, как всегда? Мешает тебе мать, да?

Господи, что же ее сегодня все несет куда-то и несет… Как будто кто вожжой под зад хлещет. А может, она от собственного страха так спасается… Когда несет, ветер в ушах свистит, и вроде как убегаешь от него, загораживаешься…

— Здравствуйте, Анна Васильевна, — выглянул из комнаты Гера, улыбнулся вежливо.

— Здравствуй, здравствуй… — закопошилась она, разматывая длинный шарф на шее.

— Раздевайтесь, проходите. Я очень вкусный кофе варю, особенный. Половина зерен жареных, половина — зеленых. И пицца еще теплая, сейчас есть будем.

Размотала шарф, глянула на него — о, господи… Он еще и бородку отпустил, надо же! Только бородки для полного антуража и не хватало! А может, на пену для бритья денег не заработал? Да, вот это уже более достоверный вариант…

Зашла в комнату, и сразу в глаза бросилась обновка — плазменный телевизор на стене. Уставилась на него в недоумении, даже поближе подошла, будто засомневалась — уж не декорация ли…

— Да, мам. Только вчера купили, — торопливо пояснила Лерка, накрывая на стол. — Как-то скучно без телевизора жить.

— Так он же дорогущий, наверное! Вон какой экран большой!

— Ну да, дорогущий. Мы его в кредит оформили, без первого взноса.

— В кредит?!

— Ну да…

— Ясно. А на что жить собираетесь, если не секрет? Гере, как я понимаю, еще персональную выставку не устраивают?

— Ну, мам… — стрельнула глазами в сторону кухни Лерка, где Гера колдовал со своим особенным кофе.

— А что — мам? Ты что вообще творишь, Лерка?

— А что я творю? Всего лишь телевизор купила…

— Да, если б купила! Чтобы купить, надо сначала денег накопить, а не поступать так легкомысленно! Это что, он тебя надоумил? — повела головой в сторону кухни.

— Мы вместе принимаем решения, мам.

— Ага, вместе… Только зарплату на службе ты одна получаешь, и совсем небольшую, чтобы вот так в кредиты залезать… Не удивлюсь, если он тебя заставит и денежные кредиты оформлять!

— Да никто никого не заставляет, мам… И вообще, это наши с Герой дела. Мы сами знаем, что делаем.

— То есть… Ты хочешь сказать — не твое дело, да? Не лезь в мою личную жизнь?

— Ну… В общем, примерно так.

— Ну-ну… Я, конечно, не собираюсь лезть в твою личную жизнь, но уже предполагаю, чем для меня твой кредит обернется… Готовься, мать, деньги на очередной взнос выкладывать…

— Это исключено, мам. Уверяю тебя.

— Ну что ж… Ты сказала, я услышала. Тем более я и не смогу… Я же… Эх, Лерка, Лерка, что же ты делаешь со своей жизнью…

Внезапно подступило к горлу, заколотилось внутри отчаянием. Почувствовала, как предательски задрожали губы, как свело слезной судорогой лицо. И будто последний удар — жалостливо-испуганный голос Лерки:

— Ну, мам… Ну плакать-то зачем, чего уж ты так…

Махнула рукой, быстро вышла из комнаты, закрылась на защелку в ванной. Слезы будто того и ждали, брызнули из глаз потоком. Ну как, как она ее, такую безалаберную, на съедение этому Гере оставит? Оберет же до нитки… А если не оберет, так сама отдаст… Нахлебается она с ним, ой, нахлебается… А главное — ведь не докажешь ей ничего. Пыталась уже, и не один раз — все бесполезно. Только и твердит, как заведенная — мы с Герой любим друг друга, мы с Герой любим друг друга… Вот и получается, что любовь зла, полюбишь и… художника, если перефразировать. Хотя какой он, к чертовой матери, художник, где — художник, если в квартире и намека ни на какие художества нет? А Лерку уверяет, будто мастерская у него есть… А она верит, дура…

— Мам… — тихо поскреблась Лерка в дверь ванной. — Ну хватит, мне перед Герой неудобно… Выходи, мам…

Надо же, ей еще и неудобно! Мать плачет, а ей, видишь ли, перед Герой неудобно!

— Да, я сейчас выйду… — прогундосила слезно, быстро подсунувшись к зеркалу.

Плеснула в лицо холодной водой, потрясла головой, нервно сбросила прядь со лба. Вдохнула, выдохнула. И улыбнулась сама себе горестно — совсем расклеилась, Анька, тряпка… Давай соберись…

Вышла — и встретилась с их настороженными глазами. Стояли оба в комнатном дверном проеме, плечом к плечу, будто поддерживая друг друга. Сплотились, стало быть, в борьбе. То есть это против нее — в борьбе.

— Мам, пойдем кофе пить?.. — то ли пригласила, то ли спросила Лерка, отступая на шаг.

— Да, Анна Васильевна… — услужливо подхватил Гера, — кофе, когда холодный, уже невкусный. А я старался…

— Ну что ж, пойдем, если старался, — улыбнулась она через силу, с трудом подавив в себе запоздалый слезный спазм, — попробуем, что у тебя там за кофе…

Надо же, и впрямь вкусно. Немножко терпкостью отдает, приятной незрелостью зерен. И привкус особенный…