Работа над ошибками - Колочкова Вера Александровна

– Стрельну.

– А у тебя какие?

– У меня «Парламент», легкие…

– Ой, западло-о-о-о!

Последнюю фразу Таня пропела с изысканным, особенным смаком, изо всех сил стараясь придать голосу хрипотцы с примесью артистически-хамской задушевности. И глаза прикрыла, и голову чуть назад откинула. Красиво, наверное, по ее, по Таниному, представлению, получалось. Черт его знает, откуда она взяла, будто бы этот нарочитый цинизм ей идет. Видимо, решила, что заемный из чужой хамской жизни сленг очень тонко оттеняет присутствие ее мало-мальского интеллекта. Зря она так решила…

– Почему – западло? – слегка раздражаясь, с трудом повторила за Таней противное словечко Наташа. – Ты что, другие куришь? «Беломорканал» или «Герцеговину Флор»?

– Да не… Просто мне западло на твою кислую харю смотреть! Можно подумать, я тебя от важной бумаги оторвала. Хватит из себя деловую корчить, Петрова! Тебе не идет!

– А тебе не идет использование хамских словечек. Дурой выглядишь, Танька! Ты маленькая, хорошенькая, пухленькая и в очках, и губки у тебя бантиком. Ты по меньшей мере на курочку Рябу тянешь, а никак не на кладбищенскую ворону. Придумала бы что-нибудь другое, что ли, если внимание к себе привлечь хочешь. Ладно, не обижайся… Пошли курить…

– Ага, щас… Все брошу и начну на всяких лохушек обижаться! – все-таки обиженно произнесла Таня, осторожно скосив из-под очков глаза в Наташину сторону. – И вообще, не твое дело. Как хочу, так и разговариваю!

– Девочки, ну вы где?! Я вас в курилке жду, жду… – нервно заглянула в дверь снежно-белокурая Лена Захарчук, и Наташа в который уже раз подивилась этой до абсурда доведенной белокурости. И впрямь, ничто не делает женщину столь красивой, как перекись водорода. Хорошая мысль, кстати. Надо потом вставить куда-нибудь…

– Идем, Ленка, идем! Это Петрова тут меня воспитывать принялась, вот и задержались! Не нервничай!

– Да как, как не нервничать, Тань? У меня сегодня самый пик трех компонентов случился, поэтому я нервничаю – просто ужас как!

– В каком смысле? – переглянувшись, хором переспросили Наташа и Таня, идя вслед за Леной по коридору.

– В каком, в каком! В обыкновенном, в бабском! Критические дни у меня, поняли?

– А… Ну, так бы и сказала…

– Так я и говорю – пик трех компонентов. Психоз, толстозадость и бледнорожесть. Я всегда в эти дни психую, толстею и страшно дурнею. И оттого еще больше психую.

– Да ладно… Тебе ли про толстозадость говорить! – с завистью окинула взглядом стройную Ленину фигурку Таня. – Правда, Наташ?

– Что? – рассеянно повернулась к ней Наташа, временно выпавшая из разговора. Уж слишком выраженьице Ленкино про три компонента ей понравилось. Пошловатое, конечно, но использовать можно. Надо бы запомнить на всякий случай…

В курилке народу не было, но надымлено было так, что захотелось срочно помахать перед лицом ладонями, отгоняя от себя зловредный смог. Вообще, если по большому счету, Наташа никогда заядлой курильщицей не была, просто «дружить» за общим хулиганским делом было попроще. Объединяло как-то. И опять же приток нужной информации не иссякал, сам по себе порой выплескивался.

– Ой, Наташка, я же тебе книжку принесла! Потом напомни, я занесу… – торопливо проговорила Лена, выпустив изо рта клуб дыма.

– Какую еще книжку? – будто нехотя, будто забыв, будто даже проявив недовольство и равнодушие, переспросила Наташа, фиксируя взглядом тлеющий кончик сигареты. Прекрасно она знала, о какой книжке идет речь…

– Ну, помнишь, ты мне неделю назад почитать давала? Книжка этой… как ее… У нее еще фамилия двойная…

– Алина Никольская-Петерс? – снисходительно напомнила Наташа, по-прежнему разглядывая кончик своей сигареты.

– Ага! Точно!

– Ну… и как тебе? Понравилось?

– Да класс вообще! Знаешь, будто все-все про меня написано! Я читала, читала, ну просто оторваться не могла…

«Еще бы… – довольно усмехнулась про себя Наташа. – Именно про тебя и написано, именно твой жизненный сюжет и лег в основу… Хотя и хлипкий сюжетец там получился, ничего особенного. Героиню муж с дитём бросил, мама пилит, папа алкоголик, квартирка маленькая. Но обязательное «… и вдруг» по сюжету случается. Конечно же! А как же без этого обойтись! И случается в лице чумазого, но благородного и непьющего слесаря-сантехника с чистыми намерениями и жарким сердцем. Правда, в натуральной жизни в Ленку влюбился не сантехник, а тупой охранник из супермаркета, но какая, в сущности, разница… Тут, главное, с героем надо угадать в точку, и не в пространстве, а во времени. Намекнуть на имеющийся потенциал личности. Вроде того – сейчас он сантехник, а завтра непременно олигархом станет, потому как по природе есть сильный, умный и благородный. Просто его раньше никто не любил по-настоящему. Ленка же тоже свято верит, что ее тупой Вовчик и в институт при ее поддержке поступит, и мозги разовьет, и дело свое откроет…»