Магическая страсть - Монинг Карен Мари

Я поняла, кто они. Они не были друзьями В'лейна. Это жуткое, чужое выражение выдало их природу.

Я с трудом втянула в себя воздух.

Это были принцы Невидимых. Фейри, у которых не было возможности изучить нас, людей, узнать наши привычки и построить на них оттенки своей магии. Фейри не могли выучить наш язык, а потому пользовались метафорами. Они изучали наш мир с большого расстояния и наверняка не успели осознать даже главной концепции Фейри про изменение и покой. Эти Фейри никогда не были свободны, никогда не пили из котла, никогда не занимались сексом с человеческими женщинами.

Но они собирались проделать это со мной. Их желание накатывало на меня голодными, темными, жуткими волнами силы. Похоть заполнила комнату, готовясь взорваться, и я чувствовала, что долго не продержусь.

Сам воздух был пропитан сексом. Я вдыхала его, и каждый вдох заражал меня эльфийской лихорадкой.

В церковь вошел третий Фейри.

Как там сказал Кристиан?

«В наших мифах темные принцы четырех домов называются четырьмя всадниками Апокалипсиса».

Чума присоединилась к Смерти и Голоду в обители Божьей. Не хватало только Войны. Но я надеялась, что она не появится.

Фейри приближались ко мне с трех сторон, с каждым шагом немного меняя обличье. Они меняли форму, цвет и… что-то еще, ощутимое, но недоступное глазу. У меня трехмерное зрение, я не могла уследить за всеми изменениями. Мозг не мог воспринять даже то, что видели глаза, поэтому они отказывались видеть. В'лейн говорил, что ни один Фейри не приходит к людям в своем истинном обличье. Скорее всего, именно это я сейчас и наблюдала.

Я прогнала страх перед единственным оружием, которое могло им угрожать, выхватила копье и сдернула с него ножны. Я повела лезвием перед собой, угрожая.

– Не подходите! – скомандовала я. – Это реликвия Видимых. Она может убить даже принцев! И не пробуйте! – Я ткнула копьем в сторону ближайшего Фейри.

Он остановился, взглянул на копье, потом на своих собратьев, потом снова уставился на копье таким взглядом, что я тоже на него посмотрела.

И с ужасом поняла, что моя рука медленно, очень медленно поворачивает смертоносное лезвие прямо на меня. Острый кончик копья, от которого я могла сгнить заживо, приближался к моей коже. Я попыталась направить его на Фейри, но не смогла пошевелиться. Мозг отдавал приказы, но тело не слушалось.

Изнасилование само по себе было жуткой перспективой. Но умирать, как Мэллис, я не собиралась.

Когда острие оказалось в нескольких сантиметрах от моего тела, я попыталась отбросить копье, надеясь, что они забыли заблокировать эту возможность… Это сработало, механизм расслабления включился, в то время как попытка сопротивления – нет. Однажды я пойму, почему так происходит. Копье улетело вглубь часовни. Чаша со святой водой перевернулась, когда копье ударилось о нее; вода зашипела, коснувшись лезвия.

Принцы обрели форму и перестали меняться. Передо мной были невероятно прекрасные мужчины. У меня заболели глаза. Я беспомощно забормотала какую-то невнятицу. Фейри были совершенно голыми, если не считать ожерелий на шеях, которые казались слитками жидкой тьмы. Гладкие золотистые тела были покрыты сложной вязью татуировок, которые менялись, словно картинки в калейдоскопе. В сияющих глазах принцев сверкали молнии.

Мне показалось, что я услышала раскат грома.

Я не могла смотреть на принцев. Мои глаза отказывались воспринимать их красоту. Я отвернулась, но Фейри снова оказались прямо перед моим носом. Они заставляли смотреть на себя, приковывали к себе взгляд. Мои глаза открывались все шире и шире.

Я вытерла слезы, катившиеся по щекам. Они были кровавыми – в буквальном смысле слова. Кончики пальцев окрасились в розовый цвет.

И вдруг на моих пальцах сомкнулись губы принцев. Мягкие языки слизывали мою кровь, клыки обжигали холодом. Во мне проснулась тварь гораздо более древняя, чем Дикая Мак. Я совершенно не могла ее контролировать: она вскинула руки над головой, празднуя победу, наслаждаясь чувством свободы и похоти, которая ее разбудила.

Она была рождена для этого. Все это время она ждала возможности насладиться свободой. Здесь. Сейчас. С ними.

Ради такого секса стоило умереть.

Я сбросила ботинки. Фейри сняли с меня джинсы и белье, поворачивая, как куклу, целуя, пробуя, облизывая. Они брали меня снова и снова, забирая дикую жажду секса и возвращая мне ее удвоенной, утроенной, и постепенно эта жажда стала больше, чем я, чем они, чем мы все, – она превратилась в самостоятельно живущую тварь.