Шопоголик и брачные узы - Кинселла Софи

— Вы будете по-настоящему счастливы, я знаю, — с теплотой произношу я и целую Таркина в щеку; мы оба хохочем, когда в нас швыряют конфетти. Гости высыпают из церкви, как леденцы из банки, они болтают, смеются, перекликаются. Они толпятся вокруг Сьюзи и Таркина, целуя и обнимая их, обмениваются рукопожатиями, и я отодвигаюсь в сторону, гадая, где же Люк.

Церковный двор заполняется, и я невольно разглядываю родню Сьюзи. Ее бабушка медленной, царственной поступью выходит из церкви, опираясь на палку; ее сопровождает деловитый молодой человек в костюме. Худенькая бледная девушка с большими глазами, в черной шляпе необъятных размеров, держит на руках мопса и курит в режиме нон-стоп. Целая армия почти неразличимых братцев в килтах стоит у церковных ворот, и я припоминаю, как Сьюзи рассказывала о своей тетушке, наплодившей шестерых сыновей, прежде чем разродиться девочками-двойняшками.

— Вот, надень это, — неожиданно раздается над ухом голос Люка. Я оборачиваюсь. Он протягивает мне шерстяной жакет. — Мерзнешь, наверное.

— Не беспокойся. Все отлично!

— Бекки, снег идет, — твердо говорит Люк и набрасывает жакет мне на плечи. — По-моему, свадьба удалась.

— Да. — Я осторожно посматриваю на него, гадая, как бы вернуть разговор к той теме, что мы обсуждали до венчания.

Но Люк смотрит на Сьюзи и Таркина, фотографирующихся под сенью дуба. Сьюзи улыбается во весь рот, зато у Таркина такое выражение лица, будто он грудью бросился на амбразуру.

— Славный парень, — замечает Люк, кивая на Таркина. — Странный, но славный.

— Да. Точно… Люк…

— Пунша не желаете? — возле нас возникает официант с подносом. — Или шампанского?

— Пунша, — с признательностью говорю я. — Спасибо.

Делаю несколько глотков и прикрываю глаза. По телу разливается тепло. Хорошо бы оно добралось до ног — они, надо признаться, совсем замерзли.

— Подружка невесты! — внезапно вопит Сьюзи. — Где Бекс! Мы должны сфотографироваться!

— Здесь! — кричу я, открывая глаза и сбрасывая с плеч жакет. — Люк, подержи мой стакан.

Торопливо продираюсь через толпу и присоединяюсь к Сьюзи и Таркину. Это же надо — теперь, когда все эти люди смотрят на меня, холод совсем не чувствуется. Я улыбаюсь своей самой лучезарной улыбкой, изящно прижимаю к груди букет, по указанию фотографа беру Сьюзи под руку и между щелчками камеры машу букетом маме с папой, которые проталкиваются вперед.

— Мы скоро пойдем обратно в дом, — говорит миссис Гиринг, приближаясь, чтобы поцеловать Сьюзи. — Люди мерзнут… Остальные снимки можно сделать там.

— Хорошо, — соглашается Сьюзи. — Только еще немного пофотографируемся вместе с Бекс.

— Отличная мысль, — поддерживает ее Таркин и с явным облегчением удирает к своему отцу.

Тот — копия Таркина, разве что лет на сорок постарше. Фотограф несколько раз щелкает нас со Сьюзи, соревнующихся по части лучезарности улыбок, и прерывается, чтобы перезарядить камеру. Сьюзи берет у официанта стакан с пуншем, а я тайком проверяю, не разошлось ли сзади платье.

— Бекс, послушай, — шепчет Сьюзи и с серьезным видом смотрит на меня. Она стоит так близко, что можно различить каждую блестку в ее тенях для век. — Я должна тебя кое о чем спросить. Ты же не собираешься и в самом деле ждать десять лет, чтобы выйти замуж, правда?

— Ну… нет, — признаюсь я. — Не собираюсь.

— И ты думаешь, что это именно Люк? Только честно. Между нами.

Молчание длится долго. Слышно, как кто-то бубнит сзади: «Конечно, дом у нас вполне современный. В тысяча восемьсот пятьдесят третьем, кажется, построили…»

— Да, — небрежно произношу я, чувствуя, как густо розовеют щеки. — Да, думаю, это он.

Еще несколько мгновений Сьюзи внимательно всматривается в мое лицо — и, кажется, принимает какое-то решение.

— Точно, — говорит она, ставя свой стакан на поднос. — Так что мне пора бросать букет.

— Что? Сьюзи, не говори глупостей! Его еще нельзя бросать!

— Нет, можно! Я могу его бросить, когда мне вздумается.

— Но ты должна это сделать, только когда будешь уезжать на медовый месяц!

— Плевать! — упрямится Сьюзи. — Не собираюсь больше ждать, Брошу сейчас.

— Но это же делается в конце!

— Кто тут невеста? Ты или я? Если дожидаться самого конца, это будет совсем неинтересно! А теперь встань-ка вот здесь. — Сьюзи повелительным жестом указывает на холмик заиндевевшей травы. — И положи свои цветы. Будешь держать что-нибудь в руках — ничего не поймаешь. — Она повышает голос: — Тарки? Я сейчас брошу букет, идет?

— Идет, — беззаботно откликается Таркин. — Хорошая идея.

— Давай, Бекс!

— Мне не хочется его ловить, — ворчу я, — глупо это.

Но других подружек у невесты нет, так что приходится сложить цветы на травку и встать на холмик, как велели.

— Я хочу, чтобы это засняли, — обращается Сьюзи к фотографу. — А где Люк?

Получается немного странно: я стою на кочке в полном одиночестве, а в меня собираются швырнуть букетом. Все разбредаются кто куда. Вдруг я замечаю, что Таркин с шафером обходят людей и что-то им нашептывают на ухо, — и вот уже все поворачиваются и выжидательно таращатся на меня.

— Готова, Бекс? — окликает меня Сьюзи.

— Подожди! — кричу я. — Нас должно быть много, чтобы все стояли рядом…

Нет, честное слово, Сьюзи нарушает все правила. Что она, на свадьбах не бывала?

— Погоди, Сьюзи! — снова ору я, чувствуя себя полной дурой, но поздно.

— Лови, Бекс! — вопит она. — Лови-и-и!

Букет взмывает высоко в воздух, мне приходится подпрыгнуть, как заправскому баскетболисту, чтобы его поймать. Букет куда больше и тяжелее, чем казался с виду, и мгновение я пялюсь на него, наполовину (втайне) восхищенная, наполовину до чертиков злая на Сьюзи.

И тут что-то цепляет мой взгляд. Маленький конверт. Подписан — «Бекки».

Конверт для меня в букете Сьюзи?

Ошеломленная, я перевожу взгляд на Сьюзи, та кивает.

Я вскрываю конверт, пальцы трясутся. Внутри что-то объемное. Это…

Кольцо, завернутое в вату. И послание — почерком Люка. И гласит оно…

«Согласна ли ты…»

Я смотрю на карточку, стараясь совладать с собой, но весь мир вокруг мерцает, а перед глазами плывут круги.

Потрясенная, я поднимаю голову. Люк пробирается ко мне через толпу, лицо у него серьезное, но взгляд такой теплый…

— Бекки, — начинает он, и весь церковный двор задерживает дыхание. — Ты согласна…

— Да! Да-а-а-а!

Я слышу этот счастливый вопль еще прежде, чем понимаю, что у меня открыт рот. Только голос почему-то совершенно не похож на мой. И вообще он больше похож на…

На мамин.

Ушам не верю!