Как две капли воды - Стил Даниэла

– Мне казалось, что я здесь нужна, – коротко ответила Виктория, не зная, стоит ли все объяснять подробно. Она и сама не совсем понимала мотивы своих действий, что уж говорить о мальчике из Кале, едва говорившем на ее языке. – Чувствовала себя совершенно бесполезной, ничего не умела делать, жила пустой жизнью. Показалось, что всего важнее бороться за свободу.

Ив кивнул, ощутив, казалось, все благородство поставленной ею цели.

– Должно быть, у вас нет семьи, – решил он.

Виктория, разумеется, не призналась, что покинула мужа, пасынка и сестру с отцом. Он наверняка сочтет ее безумной или развратницей.

– У меня есть сестра. Близнец, – перевела она разговор на гораздо более интересную тему. Во всяком случае, посторонних обычно разбирало любопытство получше узнать о таком феномене.

– Похожа на вас? – оживился Ив.

– Точная копия.

– Весьма забавно. Она не захотела приехать с вами?

– Нет! – твердо объявила Виктория. – Она замужем.

Ив понимающе кивнул, хотя, разумеется, понятия не имел, что на деле все было куда сложнее.

Потом оба надолго замолчали. Виктория глядела на пролетающие мимо фермы, церкви и пустые, не засеянные в этом году поля. Ив знаками объяснил, что работать некому – молодые мужчины воюют. Виктория, сочувственно покачав головой, закурила и налила себе еще кофе.

– Вы курите?

Очевидно, на него это произвело немалое впечатление. Француженки ее круга на такое не отваживались.

– Очень современно, – кивнула Виктория.

Мальчик рассмеялся, хотя она говорила чистую правду, позабыв только упомянуть, что даже для Нью-Йорка это было чересчур «современно».

Они проехали через Мондидье, потом через Санли и прибыли в Реймс уже после полуночи. Кофе и еда давно закончились, вдалеке раздавалась пушечная канонада, звучавшая все громче по мере их приближения. Иногда в симфонию боя вступал отчетливый треск пулеметных очередей.

– Не стоит долго здесь задерживаться, – нервно пробормотал Ив, озираясь, но они были уже почти в Шалонена-Марне и через несколько минут показался военный госпиталь. Виктория велела парнишке остановиться. Вокруг царила суматоха: санитары вносили и выносили носилки, то там, то здесь стояли группы людей в окровавленных фартуках. Медсестры спешили помочь раненым или умирающим. Иву явно было не по себе, а Виктория беспомощно взирала на происходящее, чувствуя, что вся ее жизнь отныне перевернулась. В душе ее нарастало возбуждение.

Она принялась спрашивать у попадавшихся навстречу людей, есть ли здесь кто из Красного Креста, но все, улыбаясь, проходили мимо, хотя девушка была уверена, что они знают английский. Ив сказал, что должен ехать, и Виктория смирилась. В конце концов она не нанимала его в проводники. Он махнул рукой на прощание, и Виктория едва успела поблагодарить его, как машина отъехала: очевидно, парнишка желал как можно скорее убраться отсюда. Стоило ли винить его?

И что делать ей?

Деловито копошившиеся люди напоминали ей муравьев. Кое-кто посматривал на нее с недоумением. Виктория выглядела такой чистенькой и холеной, словно явилась из другого мира. Наконец, не выдержав неизвестности, она спросила санитара, где найти сестер милосердия.

– Там, – коротко бросил он, показывая куда-то за плечо, и снова взялся за огромный мешок с мусором. Виктория вздрогнула при мысли о том, что может оказаться в этом мешке.

Сестрам было не до нее: поступили новые раненые, и никто не хотел тратить время на новенькую.

– Возьмите, – неожиданно велел санитар, бросая ей передник. – Вы мне нужны. Идите следом.

Он ловко маневрировал между лежавшими на полу носилками, расстояние между которыми не составляло и полуметра, и Виктории приходилось ступать как можно осторожнее, чтобы никого не задеть. Они подошли к палатке поменьше, служившей операционной. Перед ней лежали на земле десятки несчастных. Кто-то корчился от боли, кто-то тихо стонал, самые везучие были без сознания и ничего не ощущали.

– Я не знаю, что делать, – встревожилась Виктория.

Она надеялась, что кто-то встретит ее, объяснит обязанности, доверит водить санитарную машину или выполнять работу, о которой она имела представление. Но никто и не собирался ничего ей объяснять. Перед ней лежали люди, невероятно изуродованные осколками и шрапнелью. Были и обожженные, отравленные фосгеном и хлором. Немцы действовали с крайней жестокостью, уничтожая противников, у которых не было подобного оружия. В расчет не принималось даже то, что во время газовой атаки ветер переменился и погнал газ на германские окопы.