Иллюзии - Стоун Кэтрин

Фрэнсис доела хлеб и фрукты, оставив только немного масла, два яйца и мерку овсяной муки. Со смехом, близким к истерике, она взглянула на рецепт овсяного пудинга. Нужно будет приготовить его на обед. Если завтра Найджел не вернется, она должна подняться по дымоходу. Фрэнсис понимала, что на это у нее не хватит ни воли, ни сил. Неужели мужество окончательно покинуло ее? Она уронила голову на руки и попыталась забыться.

Перед его глазами разливалась чернота. Воздух был душным и спертым. Его скрутили по рукам и ногам, как цыпленка, приготовленного для жаркого. Глаза ему завязали грязной тряпкой. Он не мог определить, сколько прошло времени. Периодически он засыпал. Изредка сквозь повязку пробивался свет лампы, когда ему приносили еду или ночной горшок. Поскольку руки его были скованы за спиной наручниками с железной цепью, за ним ухаживали, как за ребенком. Значит, тюремщики понимали, что ему ни на секунду нельзя давать свободу.

Найджел терпел все это, потому что у него не было выбора. Но не унижение и не предательство вызывало волну черной ярости. Он не находил себе места от своей беспомощности и тревоги за Фрэнсис. В его мозгу всплывали жуткие картины. Фрэнсис! Неужели ее оставят умирать голодной смертью в этом проклятом подвале? Но если позволить слепой ярости взять над собой верх, то можно сойти с ума. Теперь ему стало ясно, какую злую шутку сыграла с ним судьба. Все эти четыре года он старался отгородиться от мира, найти убежище в стройных колонках цифр и загадочных кодах. Он бежал от чувств, даже от музыки. Когда же Фрэнсис вернула его в живой мир, враги заточили его в темницу, оставив ему только собственные мысли. Собрав остатки самообладания, Найджел вспомнил ночь в Лондоне, когда Фрэнсис спасла его от безумия, когда его разум отступил перед чем-то более древним и глубоким.

«Ш-ш. Сосредоточьтесь. Начните с тишины комнаты. Слушайте ее, как вы слушаете музыку. Если вам в голову приходят какие-то мысли, гоните их и возвращайтесь к безмолвию… Слушайте тишину».

Музыка. Почему он отверг ее? Из-за матери, которая любила музыку и умерла, не дождавшись его приезда? Из-за России и того человека, что играл на балалайке и пел непристойные песни? А может быть, потому, что не мог позволить, чтобы эти руки касались скрипки? В его мозгу звучал неистовый ритм, напоминавший эхо от падающих деревьев. Неужели он боится открыть свою душу этим звукам? Мелодия заполнила его. Возвышающая и волнующая великая музыка. Он вбирал в себя эти несущиеся на крыльях ветра симфонии, открыл свой разум непостижимому покою, который ждал его впереди.

Ш-ш… Ш-ш… Дыхание его сделалось глубоким и ровным. Наконец все мысли – даже о Фрэнсис – покинули его.

Раздался глухой грохот, подобие раскатов грома. Найджел напрягся, хотя цепи причиняли ему боль. Криво улыбнувшись, он подумал, что иногда репутация сильного противника может сослужить плохую службу. В ином случае тюремщики оставили бы ему хоть какую-то возможность бежать. Стена позади него задрожала. Послышались быстрые шаги и звук открывающейся двери. Сквозь повязку на глазах пробился луч красного света.

– Слышишь это? – произнес знакомый голос.

Пушки грохотали где-то совсем близко.

– Какой сегодня день? – спросил он.

– Воскресенье, девятнадцатое. Это пушки у Дома инвалидов. Наполеон победил. Английские и прусские войска разбиты. Ваше дело проиграно. Пора идти.

Опять грохнули пушки, и раздались приветственные крики. Значит, это правда. Во рту у него появился горький привкус. Катрин выиграла и этот раунд.

– Ради всего святого, зачем? – спросил Найджел. – Какого черта меня держали здесь?

– Таков был приказ.

– Проклятие! Чей приказ?

Однако ответ был и так очевиден. Кто еще мог, затаившись, терпеливо ждать результата сражения в Бельгии? Кто бы приветствовал возвращение Бурбонов, а теперь заискивает перед Наполеоном, чтобы обеспечить себе будущее? Кто еще был олицетворением двойной игры? Ну, конечно. Именно по его приказу Найджела держали в этой темнице. Катрин тут ни при чем. В эти смутные времена все думают только о себе.

Мужчина захихикал. Голос был довольно неприятным.

– Вы связаны, словно мертвец на виселице! Не стоит волноваться, милорд. Лучше подумайте, как будете дышать.

Найджелу на голову накинули одеяло. Два человека подняли его и вынесли наружу. Несмотря на одеяло и повязку на глазах, он почувствовал прикосновение свежего воздуха к своим рукам и услышал громкие, больше не заглушаемые стенами звуки артиллерийского салюта. Радостные крики теперь были тоже отчетливо различимы. Его бросили на какую-то повозку и завалили сверху тяжелыми мешками. Найджел подумал, что это, наверное, овсяная мука, но он был слишком измучен, чтобы смеяться. Повозка пришла в движение. Сквозь стук копыт и скрип колес он слышал возбуждение празднующего победу города. Веллингтон был разбит. Найджел потерпел поражение. И в этом, и во всем остальном. Более того, он стал совершенно неопасен своим врагам и не мог ничем помочь Фрэнсис. Неужели они убьют ее?