Только раз в жизни - Стил Даниэла

– Все будет о'кей?

Она кивнула и сквозь слезы посмотрела на Джастина. Он стал еще красивее от горного загара. Но, кроме красивой внешности, в нем ничего не было. Говард Стерн прав – это красивый, избалованный ребенок, который всю жизнь делает только то, что ему хочется, не обращая внимания, что это может кого-то обидеть или слишком дорого стоить.

Когда Дафна увидела, что Джастин уходит, то в первую безумную минуту хотела уговорить его остаться, попробовать разрешить эту проблему, но она знала, что это невозможно.

– Джастин? – Весь вопрос был заключен в одном слове.

Он кивнул:

– Да, я думаю, мне надо уйти.

– Сейчас?

Ее голос дрожал. Она чувствовала себя одинокой и испуганной. Она ускорила такую развязку, но другого пути не было, и она это знала.

– Так будет лучше. Я заберу свои вещи завтра. Когда-нибудь это должно было кончиться, и теперь это когда-нибудь наступило.

Он посмотрел на нее с грустной улыбкой:

– Я люблю тебя, Дафна.

– Спасибо.

Он произносил пустые слова. Он был пустым человеком. А потом дверь закрылась, и он ушел, а она сидела одна в своем кабинете и плакала. В третий раз в жизни ее постигла утрата, но на этот раз по совершенно иным причинам. И она потеряла того, кто на самом деле ее не любил. Он был способен любить только себя. Он никогда не любил Дафну. И во время своих горестных ночных раздумий она задавала себе вопрос: а может, это и к лучшему?

На следующий день, когда приехала Барбара, у Дафны был подавленный вид, под глазами круги. Она работала в своем кабинете.

– Ты себя нормально чувствуешь?

– Более или менее.

Наступила длительная пауза, в течение которой Барбара всматривалась в ее глаза.

– Сегодня ночью мы с Джастином расстались.

Барбара не знала, что сказать в ответ.

– Я могу спросить почему или мне заниматься своими делами?

Дафна улыбнулась усталой улыбкой:

– Это не важно. Так было нужно.

Но убежденности в ее голосе не было. Она знала, что будет скучать по нему. Он немало для нее значил на протяжении девяти месяцев, а теперь все кончилось. Какое-то время это обязательно будет причинять боль. Дафна это знала. Она и раньше испытывала боль. Придется испытать ее снова.

Барбара кивнула и села:

– Мне тебя жаль, Дафна. Но я не могу сказать, что сожалею. Он бы дурачил тебя еще сотню лет. Он такой, какой есть.

Дафна кивнула. Теперь она не могла бы не согласиться.

– Я думаю, что он даже не сознает того, что делает.

– Не знаю, лучше это или хуже, – для мужчины такая черта просто позорна.

– В любом случае это больно.

– Я знаю.

Барбара подошла к ней и похлопала по плечу.

– Что ты теперь собираешься делать?

– Ехать домой. Эндрю все равно здешняя школа не понравилась, да и я здесь чужая. Мое место в Нью-Йорке, в моей квартире, там я пишу книги, там я близко к Эндрю.

Но теперь все было бы иначе. Со времени своего отъезда она открыла в себе многие двери. Двери, которые будет трудно снова закрыть, да она и не была уверена, что вспомнит, как это делается. В Нью-Йорке она вела замкнутую жизнь, а в Калифорнии с Джастином проводила время порой очень весело.

– Как скоро ты собираешься возвращаться?

– Мне потребуется пара недель, чтобы закончить дела. У меня намечены переговоры в «Комстоке».

Дафна грустно улыбнулась:

– Они хотят снять фильм еще по одной моей книге.

Барбара затаила дыхание:

– Ты будешь писать сценарий?

– Нет, больше никогда. Хватит с меня одного раза. Я научилась тому, чему хотела научиться. Но отныне – я пишу книги, они пишут сценарии.

Барбара, казалось, была удручена. Она это предвидела. Даже если бы Дафна осталась с Джастином на Западном побережье, маловероятно, что она бы снова взялась за это. Дафна целый год не писала книг и очень об этом сожалела.

– Итак, мы поедем домой.

Это было решение, которому Барбара не решилась прекословить. В тот вечер она бросилась в объятия Тому и, рыдая, рассказала ему.

– Господи Боже мой, Барб. Ты же не обязана ехать с ней.

У него был такой вид, словно он сам тоже вот-вот расплачется.

Но Барбара покачала головой:

– Я должна. Я не могу ее сейчас бросить. Она совершенно расклеилась из-за Джастина.

– Ничего, переживет. Я в тебе больше нуждаюсь.

– У нее нет никого, кроме меня и Эндрю.

– А кто в этом виноват? Она сама. Ты что, хочешь пожертвовать нашей жизнью ради нее?

– Нет.

От его объятий она только сильнее расплакалась и успокоилась лишь через некоторое время.