Близнецы - Стоун Кэтрин

– Сейчас я думаю только об одном – как поймать его, – серьезно сказал Ник. Это было правдой, но не до конца. Ник очень хотел поймать его прежде, чем пострадает кто-то еще, например, Брук или Робин. – Будь осторожна, Робин. Ты ведь одна из них, сама знаешь.

– Из них?

– Да. Преуспевающие женщины – вот его жертвы.

Когда Ник и Брук вышли из кабинета Робин, Брук заговорщически подмигнула тайному агенту, который был выделен для ее охраны.

– Когда ты освободишь этого бедного человека?

– Может быть, после пресс-конференции, – неопределенно ответил Ник. «Может быть, никогда». На самом деле он не мог представить веские доводы в пользу того, чтобы Брук продолжала находиться под полицейской охраной; тогда нужно было бы поставить охранника к каждой молодой женщине Манхэттена.

– Но убийца знает, что Мелани не в курсе, кто он такой. Значит, я тоже этого не знаю.

– Я не стану снимать охрану Мелани до тех пор, пока мы не поймаем его.

– Мелани – свидетель. Но ведь нет серьезной причины, чтобы охранять меня.

– За исключением того, что ты чертовски доверчива.

– Теперь уже нет, – серьезно сказала Брук. – Если кому-то и необходима охрана, так это Робин. Она может знать его. Можно предположить, что когда-то он работал с ней в газете.

Ник пожал плечами. Конечно, он думал, что такое возможно. Несомненно, Робин нуждается в защите. Именно поэтому он распорядился об ее охране, когда звонил, чтобы назначить время проведения пресс-конференции.

– Она сильно увлечена тобой.

– Увлечена? – спросил Ник, удивленно заморгав.

– Ты представляешь для нее большой интерес.

– Мы друзья.

– Меня удивляет, что ты не женат.

– Женат? На Робин?

– На ком-нибудь.

Ник ничего не ответил, но позже, когда вез Брук обратно в больницу, он ей сказал: «Когда-то я был женат».

– И у вас ничего не получилось?

– Нет. Мы встретились в колледже. Я был замечательным, надежным «англичанином», заканчивающим колледж. Окончив колледж, мы поженились. Я стал преподавать английский язык в высшей школе, подумывая о том, чтобы защитить диссертацию и стать доктором филологических наук. Но потом решил стать полицейским. Это была мечта детства. Я рассказал ей об этой фантазии еще до женитьбы, но не думаю, чтобы кто-то из нас на самом деле верил, что когда-нибудь я на это решусь всерьез. Во всяком случае, я все-таки стал полицейским, и это оказалось ужасным для нее.

– Почему?

– Каждый раз, когда я приходил домой хотя бы на пять минут позже, она уже предполагала, что меня убили. И каждый раз, когда звонил телефон, а меня в это время не было дома, она была уверена, что этот звонок принесет плохие новости. Она не страдала паранойей. Полицейских убивают, особенно в этом городе. Это оказалось ужасным для нее.

– Было ли это ужасным для тебя?

– Она не сделала мою жизнь ужасной. Свои страхи она скрывала долгое время. Но мне хотелось иметь детей, нам обоим хотелось этого, и…

– И ты не мог их иметь.

– Она не смогла бы, – поправил Ник. – Во всяком случае, пока я работал полицейским. И именно тогда – таким образом – я узнал о том, как сильно она ненавидит то, чем я занимаюсь. И пока я раздумывал, не бросить ли мне эту работу, она влюбилась в кого-то еще. К тому времени, когда она рассказала мне, как сильно ненавидит то, чем я занимаюсь в этой жизни, уже, оказалось, слишком поздно спасать наш брак. Итак, мы развелись, она опять вышла замуж, у нее трое детей, и живет она в окрестностях Нью-Йорка.

– А ты до сих пор работаешь полицейским.

– До сих пор.

– И до сих пор хотел бы иметь детей, – спокойно добавила Брук спустя несколько минут.

Ник не ответил. Ему не пришлось это делать. Они приехали в больницу.

– Я чувствую себя прекрасно, Адам, – сказала Мелани через два дня после того, как у нее из горла убрали трубку. – Тебе действительно необходимо сейчас находиться в Европе.

– Думаю, мне нужно оставаться здесь.

– У меня много посетителей, тем более что большую часть времени я сплю.

– Все еще.

– Поезжай, – улыбнулась Мелани, стараясь не обращать внимания на ноющую боль в области груди и в животе, угрожающую вспыхнуть огненными языками пламени. Ей уже давно пора было принять обезболивающее, но Мелани хотелось чувствовать себя бодрой, а не сонной во время разговора с Адамом.

Адам слегка нахмурился. Ему следовало бы поехать в Европу – она права, – но сначала он должен кое-что рас сказать ей.