Первая леди - Филлипс Сьюзен Элизабет

— Ценишь?!

— И благодарна, что доверил мне девочек.

— Благодарна?

Это настоящий кошмар.

Мэтт бессильно ссутулился.

В углу громко тикали напольные часы. Молчание затянулось, становясь все более неловким, но Нили, похоже, не обращала внимания на подобные пустяки.

— И это все? — осведомился он.

— Пожалуй.

И тут Мэтт слетел с катушек. Черт побери, она должна чувствовать к нему нечто большее, чем благодарность, иначе и близко не подпустила бы к тем горячим влажным местечкам, которыми он завладел!

Он упрямо выдвинул, подбородок. Переложил младенца поудобнее и посоветовал:

— Подумай хорошенько.

Она приподняла брови. Коснулась ожерелья кончиками пальцев.

— Больше ничего на ум не приходит.

Мэтт вздрогнул как ужаленный.

— А мне приходит! Я люблю тебя! А если тебе это не по душе, тут уж ничего не попишешь!

Малыш недовольно мяукнул. Глаза Нили широко распахнулись.

— Ты меня любишь?

Он ожидал, что на ее лице расцветет улыбка, а выражение глаз смягчится. Но Нили почему-то охнула, словно громом пораженная.

Кретин!

Мэтт сунул ребенка под мышку и двинулся к ней.

— Прости. Нужно было совсем не так… просто… здесь ужасно жарко. Может, отопление испортилось? Я мог бы взглянуть, что с ним неладно…

Господи, что он мелет? Вспомни, Мэтт Джорик, ведь ты всю жизнь провел в окружении женщин! Считал себя тонким знатоком их психологии. Почему же растерянно несешь чушь именно в ту минуту, когда необходимо открыть ей душу?

Множество эмоций сменяли друг друга на лице Нили, но даже за миллион долларов Мэтт не сумел бы определить, о чем она думает Наконец она откинулась на спинку кресла, скрестила длинные ноги и сложила пальцы домиком.

— Когда же к тебе пришло это поразительное и, должна признаться, неприятное озарение?

— В воскресенье.

Ноздри ее породистого носа гневно раздувались.

— В прошлое воскресенье?

Не вопрос. Скорее начало обвинительной речи.

— Да. И оно не было неприятным.

Вопли малыша становились громче, и Мэтт начал его укачивать.

— Значит, ты понял это только два дня назад?

— Но это не значит, что я не любил тебя все это время, — попытался оправдаться Мэтт. Голос его дрожал и прерывался. — Я давно люблю тебя.

— Вот как… понимаю.

Она встала и направилась к Мэтту. Не для того, чтобы, как он надеялся, упасть к нему в объятия. Просто взяла у него ребенка. Этот миниатюрный Бенедикт Арнольд^[44] , похоже, был более чем счастлив покинуть нового друга и переметнуться на вражескую сторону.

— Судя по твоему виду, открытие не принесло тебе радости, — заметила Нили. Мальчик намотал на кулак жемчужины с «Мэйфлауэра» и сунул в рот.

— Я счастлив! Вне себя от восторга!

Тонкие брови снова взметнулись вверх.

Пропади все пропадом! Он зарабатывал себе на жизнь, складывая слова в определенном порядке! Почему же эта способность сейчас изменила ему? И хотя все в Мэтте протестовало против такой несправедливости, он отчетливо сознавал: пришло время платить по счетам.

— Нили, я люблю тебя. Прости, что так долго не понимал этого, но теперь все будет по-другому. То, что между нами было, — вещь слишком редкая и драгоценная, чтобы отказываться от нее… лишь потому, что я был ослом.

Но Нили безразлично пожала плечами.

— И для того, чтобы выказать всю глубину своих чувств, ты решил появиться на Си-эн-эн и рассказать обо мне всему свету? Разве это не так?

— Я блефовал. Ты не отвечала на мои звонки, помнишь? Я должен был привлечь твое внимание.

— Моя ошибка. И что ты предполагаешь делать со своими новообретенными чувствами?

— Жениться на тебе, что же еще?

— Вот как?

Ребенок увлеченно кусал жемчужины. Мэтт с удовольствием последовал бы его примеру… прикусить ее нижнюю губу… мочку уха… сосок…

Он едва не застонал. Нашел время думать о женской груди!

— Так как же?

— Что именно?

— Ты выйдешь за меня?

Судя по ледяному взгляду, Нили нуждалась в веских доводах в пользу их брака. Очевидно, на смену эмоциям должна прийти безупречная логика.

— Ты, вероятно, посчитаешь это мезальянсом, поскольку я в отличие от тебя не аристократ. Но мне кажется, настала пора немного обновить генофонд Личфилдов. Разбавить их поистощившуюся кровь горячей кровью восточноевропейского крестьянина.

— А уж потом вступить в борьбу за «Тройную корону»^[45] ?