Отныне и навсегда - Гибсон Рэйчел

— Что? — она лихорадочно втыкала палки в снег, чтобы остановиться, но это было бесполезно. Брина сразу скатилась со склона в направлении оранжевой пластиковой сетки, подвешенной как ограждение, чтобы лыжники держались подальше от деревьев. Кончики лыж уткнулись в ячейки оранжевой сети, когда она въехала в нее. Она не упала, но только потому, что схватилась за верх ограды и крепко держалась за нее.

— Брина.

Она оглянулась.

— С тобой все в порядке?

Маленькая девочка, ростом по пояс Брине, со свистом промчалась мимо них на миниатюрных лыжах и покачала головой, словно говоря «Вот дурочка».

— Как мне отсюда выбраться?

Томас подъехал к ней сзади, схватил ее за пояс и вытащил из сети. Он перешел на нижнюю сторону склона и рассказал ей о новом плане.

— Держись за мою палку, я буду ехать впереди тебя. Держи лыжи под углом, а я буду вести.

И хотя у Брины были сомнения, новый план сработал довольно хорошо. Слегка наклонившись при спуске по лыжне, он контролировал их скорость, держа лыжи точно вместе. Без малейших усилий двигал бедрами из стороны в сторону, протяжно и плавно скользя по снегу, как змея. Одной рукой она держала свои палки, другой схватилась за кольцо его палки, и вместо того чтобы смотреть на сосны или других проезжающих мимо лыжников, рассматривала его мощные бедра. У него это так легко выходило.

Они остановились возле указателя, горизонтально поставив лыжи, и Брина глянула вниз к подножию горы.

— Я думала, мы будем спускаться по лыжне для новичков.

— Это она и есть.

Она ухватилась за него рукой, чтобы не соскользнуть вниз. Под его плотной курткой чувствовались твердые как камень мускулы.

— Это похоже на Эверест.

Он глянул на нее.

— Боишься?

— Не хочу снова сломать ногу.

— Давай попробуем, — произнес он, снимая с себя ее руку.

Он поставил ее перед собой и передал ей свою палку.

— Я видел, что так учат малышей в лыжной школе.

Томас встал позади Брины, так что ее лыжи оказались в окружении его лыж, и направил носки внутрь. Положив руку на ее живот, он прижал ее к своей груди. Внутренняя сторона его бедер касалась ее, а макушка устроилась как раз под его подбородком.

Брина повернулась к нему, и ее губы оказались в нескольких дюймах от его рта. Он пах мускусным кремом для бритья и свежим горным воздухом. Их дыхание смешалось и повисло облачком в воздухе, а у Брины захватило дух. Если бы он чуть-чуть опустил подбородок, их губы соприкоснулись бы. Она бы этого хотела. Брина хотела сорвать перчатку и провести теплой ладонью по его холодной щеке. Она чувствовала жар его тела через нейлон и гортекс штанов. Невероятно, но он согрел ее спину, бедра и низ живота через все эти слои ткани.

— Что ты хочешь, чтобы я сделала? — спросила она у своего отражения в его зеркальных очках.

— Сведи палки вместе и держи за середину прямо перед собой, как поднос.

— Зачем?

— Я толком не знаю, — он покачал головой, пройдясь подбородком по ее виску. — Видел, что инструкторы проводят так занятия с детьми. Думаю, это как-то связано с равновесием. Я хочу, чтобы ты так сделала, и тогда не проколешь мне ногу.

Она засмеялась и сделала, как он сказал.

— Что-нибудь еще?

— Позволь мне вести и просто расслабься, — добавил он ей на ухо. Затем повернул их лыжи, и они покатились вниз с горы, плавно петляя.

Расслабься. Она попыталась, и у нее бы могло получиться, если б его пах не прижимался к ней, когда он вдавливал лыжи в снег, замедляя ход, или не давил бедрами изнутри, увеличивая скорость. Она и вправду могла бы расслабиться, наслаждаясь ветром в волосах и холодком, обдувающим щеки, или сознавая, что действительно катается на лыжах. Но она слишком хорошо чувствовала легкое давление его паха на поясницу. Она опустила руки и прижала лыжные палки к бедрам.

— Ты в порядке? — послышался его голос, заглушаемый звуком лыж, скользящих по снегу.

— Ага, — но она не так уж была в этом уверена. Когда Томас вжимал лыжи в снег, готовясь к повороту, он указывал ей, как направлять лыжи. Но не обращая на это внимания, Брина вспоминала утро, и как она залезла в его карман и ощутила кончиками пальцев жар его изогнутого члена. Ее грудь напряглась под одеждой, а трение лифчика об нейлон комбинезона раздражало ее чувствительную кожу. Он продолжал спокойно инструктировать ее, пока она представляла его в обнаженном виде. Она чувствовала себя грешной и извращенной, и внезапно поняла, что не так боится падения, как боится влюбиться в Томаса Мэка^{30}.