Отныне и навсегда - Гибсон Рэйчел

— Привет, Томас, — произнесла она.

Ее голос звучал по-другому, ниже и более женственный. Голос женщины, а не девушки.

— Привет, Брина.

— Ты один сегодня?

— Сегодня и весь уик-энд, — он подумывал прийти с женщиной. Его последняя девушка работала моделью в «Victoria’s Secret»^{8}. Они по-прежнему были дружны, и возможно она пошла бы с ним, если бы он попросил.

— Слава богу, — выдохнула она с беззвучным смешком, — я думала, что буду единственной здесь без сопровождения.

— Джордж Ален тоже один.

— Если он не очень изменился, то меня это не удивляет, — она покачала головой. — Хорошо выглядишь, Томас. Я тебя сразу и не узнала.

Он же узнал ее в ту секунду, когда она вошла в комнату.

— Я изменился со времен школы.

— Я тоже, выросла на два дюйма.

У нее увеличился не только рост, и Томас намеренно не отводил глаз от ее лица, чтобы снова не пробежаться взглядом по ее телу. А именно это он и хотел сделать. Не то чтобы он снова чувствовал вожделение к ней, но ему все еще было любопытно. Из-за упоминания о росте и появившейся у нее премиленькой груди, он был вне себя от любопытства, и был совсем не прочь сорвать с нее платье и получше рассмотреть ее. Нахмурившись, он попытался думать о чем-то другом. Погода. Мировая политика. Кто выиграет кубок Стэнли^{9} в этом сезоне? Что угодно, но не думать о раздевании единственной женщины, разбившей его сердце.

2

Склонив голову, Брина всматривалась в серьезные голубые глаза Томаса. Кроме цвета волос и глаз, мужчина, стоящий перед ней, не слишком напоминал худощавого мальчика из ее прошлого.

— Не знаю, в курсе ли ты, — сказала она, пытаясь поддержать разговор, — но сегодня все говорят о тебе.

Он вскинул бровь.

— Правда? И что они говорят?

— Ты не знаешь?

Он покачал головой и глотнул скотча.

— Что ж, — начала она, — все эти разговоры насчет того, что ты богаче Дональда Трампа^{10} и одновременно встречаешься с Эль Макферсон и Кэти Айрлэнд^{11}.

— Должно быть я лучше, чем думал, — впервые с тех пор как Брина его сегодня увидела, в уголках темно-синих глазах промелькнул намек, что его это может забавлять.

— Мне жаль всех разочаровывать, — сказал он, — но все это неправда.

— Хмм, — она отпила из стакана, — значит, другие слухи тоже могут оказаться неверными.

— Какие именно?

— Что в тебе может быть самым худшим для этого города?

Уголок его рта пополз вверх.

— Кто-то сказал, что я гей?

— Нет, хуже. Говорят, что ты стал демократом.

Он улыбнулся. Сначала его губы слегка искривились, а затем расплылись в довольной улыбке. Он рассмеялся, сперва тихо, потом низким, грудным, чисто мужским смехом, отчего в ее животе взволновались бабочки и запорхали по всей коже, волнуя едва ощутимыми касаниями.

— Я бы не хотел, чтоб местный NRA^{12} охотился на меня.

От смеха в уголках глаз появились морщинки, превратившие его лицо из просто красивого в «не-распускай-слюни» сокрушительно прекрасное.

— Нет, — произнесла Брина, пробежавшись взглядом по его прямому носу и глубокой впадинке, переходящей в излучину верхней губы. — Ты бы не хотел.

— Как твоя семья? — спросил он.

— Хорошо, — выдавила она в ответ и снова заглянула в его глаза. Она кинула этого парня ради Марка Харриса. О чем она вообще думала? — Они больше здесь не живут. А как твои бабушка с дедушкой?

— Стареют. Я перевез их в Палм-Спрингс, чтобы они поправили здоровье. Сначала им там не понравилось, но теперь они любят это место.

Подняв стакан, он отпил из него.

— А ты где теперь живешь?

— В Портленде, — сообщила она, и рассказывая о своей работе, изучала его лицо и не находила никаких признаков того мальчика, которого знала. Физически осталось очень мало сходства. Его глаза все еще были темно-голубыми, а ресницы густыми. Но щеки больше не были запавшими, темные волосы были коротко стрижены над ушами, а буйные вихры окультурены.

Когда ее взгляд встретился с его, он спросил:

— Что ты ищешь, Брина?

— Тебя, — ответила она, — раздумываю над тем, знаю ли я тебя теперь?

— Сомневаюсь в этом.

— Очень жаль. Ты помнишь то лето, когда мы охотились на ведьм и вампиров в лесу?

— Нет.

— Мы делали колья и деревянные кресты.

— Точно, я вспомнил, — сказала он. Свет в бальном зале померк, и они обратили внимание на сцену. Когда лучи света упали на белое полотно и серебряные блестки, стало казаться, будто сцену усыпал первый снег.