Начнем всё сначала - Герцик Татьяна

– Тебе еще не надоело? – голос прозвучал вовсе не сердито, как она хотела, а заинтриговано.

Сразу почувствовав это, Павел посмотрел на нее открытым ласковым взором.

– Нет. Скорее наоборот. Почему ты решила, что ты мне можешь надоесть?

Скривившись, Жанна с изрядной долей ехидства подсказала:

– Может быть потому, что девчонок у тебя был явный перебор?

Он попытался снова ее обнять, но, натолкнувшись на выставленный вперед острый локоть, утешающе прошептал:

– Ты правильно заметила: был. В прошедшем времени. К тому же они – не ты. Ты – это ты.

С этим спорить было трудно, да и не хотелось, честно говоря. Промолчав, Жанна обошла непрошеного гостя и принялась разбирать сумку, спеша убрать в холодильник скоропортящиеся продукты.

Радуясь и тому, что его не гонят, Павел сел верхом на стул и молча наблюдал за ее быстрыми уверенными движениями. Изящество и грациозность этой девочки восхищали его, а синие глаза заставляли сердце биться гораздо сильнее, чем при прежних ухаживаниях. Он даже с неудовольствием подумал, что так и влюбиться можно, а там и до кабалы под названием «брак» рукой подать.

Отбросив неприятные мысли, улучив момент, воровским движением погладил ее по руке, заработав в ответ недовольный взгляд. Но он чувствовал, что Жанна не в своей тарелке, что она борется сама с собой, и удвоил усилия. Решив действовать более тонко, сдержал свой горячий нрав, и, не пытаясь больше навязать ей свои ласки, принялся непринужденно болтать, заставляя ее смеяться.

Жанна с удивлением поняла, что теперь, когда Новицкий не пытается ее обольстить, ей с ним удивительно приятно. Они пили чай, разговаривали, и она, забывшись, начала шутить и смеяться так, как стала бы шутить и смеяться с Александром. Павел с непроницаемым лицом взглядывал на нее из-под ресниц, не желая, чтобы она заметила плотоядное выражение его глаз. Она представлялась ему маленьким диким зверьком, приручать которого надобно очень медленно, очень осторожно.

Парень подбирался к девушке как охотник к пугливому зверю – бесшумно и неспешно. С интересом расспрашивал ее о семье, о селе и с удовольствием смеялся над меткими и остроумными характеристиками, которые она давал односельчанам, но думать мог лишь об одном. Не желая давать ей ни малейшего повода замкнуться, расспрашивал о том, что ему было вовсе не интересно:

– А что вы больше всего любите делать в своей семье?

Ответ его изрядно удивил:

– Петь. У нас у всех голоса неплохие. Мама хорошо на фортепиано играет, мы с сестрой – на гитаре.

– А что вы поете? – спросил он это скорее для проформы, уже зная ответ.

– Главным образом русские романсы. Арии из опер. Ну, кому что нравится. Мне, к примеру, Окуджава очень нравится, а сестре романсы Фомина.

Не знавший, кто этот самый Фомин, Павел поспешил обойти опасную тему и принялся выспрашивать ее, кто чем занимается. Выяснилось, что ее семья учительствует в этой самой Ивановке вот уже два столетия.

– У деда хранятся семейные архивы. У меня тоже есть семейный альбом. Если хочешь, я тебе его покажу, он у меня с собой.

Павел захотел, и они еще долго со смехом рассматривали ее фотографии на фоне различных деревенских построек и огромного пруда среди соснового бора. Почти на всех снимках рядом с ней находился этакий былинный великан с пышной шапкой кудрявых белокурых волос. Насторожившийся Павел спросил:

– А это кто?

Жанна немного помялась и скованно ответила:

– Да так, одноклассник. Мы с ним с детства дружим. – И быстро закрыла альбом.

Павла обдала жаркая волна незнакомой прежде ревности, но расспрашивать дальше об этом былинном богатыре он не решился. Как говорится, не хочешь слышать неприятный ответ, не задавай вопрос.

Когда часы показали одиннадцать, хозяйка с намеком посмотрела на гостя, напоминая, что посторонние должны покинуть общежитие. Павел встал, благовоспитанно проговорил «до свиданья» и вышел, даже не пытаясь на прощанье приложиться к ее щечке.

Прикрыв глаза, Жанна обессилено прислонилась к закрывшимся за ним дверям с острым чувством одиночества. Может быть, ей стоило его оставить? Тут же встряхнулась, пытаясь воззвать к своему благоразумию, но оно упорно молчало.

Павел добежал до своей машины, сел за руль и, посвистывая, помчался домой. Вот так и надо было поступать – никакого напора, страсти, просто наивно-дружеские отношения. Но с каждым разом всё более и более дружеские. Если бы он не напортачил поначалу, теперь был бы в гораздо более тесных, так сказать, телесных, отношениях с Жанной.