Дважды дрянь - Колочкова Вера Александровна

– Дин, а Танька где? Ее что, до сих пор дома нет?

Дина, подхватив покрепче извивающееся Ксенькино тельце, повернулась всем корпусом к мужу, злобно взглянула ему в лицо. Черт, трезвый. Надо же. И не наедешь теперь на него. Ишь, сколько строгости в голосе – Таньку он потерял… А смотрит-то, смотрит на нее как! Будто она и не жена ему, а так, посторонняя тетка…

– Дин, Танька где, спрашиваю? Уже десятый час!

– Не знаю. Придет, куда денется.

– Слушай, я тебя не понимаю… Вот живу с тобой пятнадцать лет и все никак понять не могу! Хотя бы к собственному ребенку интерес материнский у тебя должен проявиться? Нельзя же так жизнь прожить – овощем огородным! Ну ладно – учиться ты не захотела. Это понятно. Не всем дано. Работать тоже не хочешь – воспитание, говоришь, не позволяет. Ну а как мать? Ведь должна же ты была хоть в чем-то состояться, черт тебя подери!

– Слушай, ты чего на меня завелся с полуоборота? Пришел и завелся… Чем это я мать плохая? Мать как мать…

– Ага, мать… У тебя дочь раскраску наводит, как путана, в пятнадцать лет! Я недавно на улице ее увидел – меня чуть кондратий не хватил! Глаза-губы намалеваны так, будто прямым ходом на панель собралась…

– Ну и что? Я тоже в школе вовсю красилась! Не помнишь, что ли? Просто нас гоняли тогда за это, а сейчас им можно… И вообще, сейчас мода такая…

– Ой, да какая мода… Просто тебе глубоко плевать, что из нее вырастет. Не пришла вовремя домой – и ладно, и черт с ней…

– Слушай, кончай, а? Хватит наезжать! Лучше ребенка возьми, у меня уже руки отваливаются! Раз ты такой хороший отец, так и на, возьми, помучайся хоть часок!

С остервенением сунув ему на руки заплакавшую Ксеньку, она плюхнулась в старое, неудобное и жесткое кресло, сердито уставилась в телевизор. Красивая ведущая программы «Время» деловито вещала что-то с экрана, распахнув миру черные умные глаза. Дина ее не слушала. Невыплеснутое раздражение давало о себе знать – колыхалось вязкой жижей где-то внутри, подступало к самому горлу, мутило нервной тошнотой голову. Не выдержав, она резко повернулась к мужу, ласково воркующему на смешном языке с успокоившейся и даже чуть повизгивающей от удовольствия Ксенькой, проговорила тихо и язвительно:

– А позволь мне, плохой жене и плохой матери, овощу огородному, спросить: ты где был так долго?

– Работал, где же еще…

– У тебя до шести рабочий день! А время – десятый час! Опять по бабам шастал?

– Грубо, Дина, грубо… – чуть усмехнувшись, до обидного спокойно проговорил Дима. – И где ты этой пошлости карикатурной набираешься? Еще бы скалку в руки взяла…

– И возьму в другой раз! Так огрею, что глаза из орбит выскочат!

– Да уж… Видимо, правду говорят, что уровень жизни на воспитание не влияет… Откуда в тебе это, Дин? Ты же в нормальной вроде среде выросла! Откуда из тебя столько пошлости лезет?

– Ну да. Зато ты у нас не пошлый. Ты просто бедный. И потому по бабам не шастаешь, да? Оно, конечно, денег требует, это дело. А у тебя их сроду не водилось.

– Дин, вот про деньги не надо, ладно? А то заведешься опять и не остановишься.

– А чего мне заводиться? Мне и заводиться не надо! Я давно уже заведенная! А еще – голодная и злая!

– Ну да. Злая. Это уж точно. Это ты правильно сейчас сказала.

– А ты чего хочешь, чтобы я добрая была, что ли, при такой жизни?

– Да какой? Какой жизни? – раздраженно проговорил Дима. – Чего ты меня заводишь опять этой своей жизнью? Ты что, так уж плохо живешь? Да все сейчас так живут! Или ты, в отличие от других, милостыню в переходе просишь?

– Да лучше бы уж милостыню, чем так… – тихо и мстительно проговорила Дина, наблюдая за пробежавшей по мужниному лицу тенью ярости.

Ишь, глазом как сверкнул. Кот камышовый. А ведь вывела она его таки из себя! Все правильно. Так ему и надо. Сам пришел неизвестно откуда, еще и обзывается… Хотя чего это – неизвестно? Все ей известно, между прочим. Только Димке знать вовсе об этом не обязательно…

– Лучше, говоришь? – тихо переспросил Димка, едва сдерживаясь. – А ты ее просила, что ли, милостыню-то? У тебя что, опыт есть? Да ты и представить себе не можешь, какова она, настоящая бедность… Ты ее, настоящую-то, и не нюхала! Вот если бы пожила в ней, как другие жили…

– Другие – это кто?

– Да никто! Это я так, к слову.

– Ну-ну… Когда сам заработать не можешь, всегда лучше других в пример приводить…

– Да где, где я тебе заработаю?

– Другие же зарабатывают! – старательно сделала акцент на слове «другие» Дина. – Не хотят в бедности жить и зарабатывают!