Русская наследница - Знаменская Алина

Лиля оказалась не чужда авантюрности и была на редкость азартна.

Они носились по ночным барам, играли в рулетку… Впрочем, играли во все азартные игры, которые предлагал отдыхающим этот благословенный город. Даже ночью в отеле, после горячих мгновений запретной любви, Лиля вытягивала из-под подушки колоду карт и хитро щурилась на своего любовника. Друг с другом они тоже играли на деньги. Такие короткие, но брызжущие страстью и риском романы очень будоражили кровь. После вояжа с Лилей Виктору непросто было вернуться на прежние рельсы, и он некоторое время продолжал по инерции гудеть уже в городе, оттягивая возвращение к Кате. А то, что он рано или поздно вернется, для него было ясно как день. Само собой разумелось. Этот факт даже как-то грел его, придавая его разухабистой жизни оттенок некоторой стабильности. Пожалуй, не попадалось ему в женщинах столь удачного сочетания женских качеств. Катя не была капризной и взбалмошной, хотя могла бы, поскольку внешность имела подходящую. То есть не была дурнушкой, толстушкой и простушкой. Такие в представлении Виктора права на капризы и другие дамские премудрости не имеют. Так вот — Катя не относилась ни к первым, ни ко вторым, ни к третьим. Она не отличалась азартностью и непредсказуемостью, как, например, Лиля, но какая-то невидимая пружина в ней существовала. Она, эта пружина, не торчала наружу, но предполагалась. И он, Виктор, наличие пружины чувствовал и старался не закручивать сей механизм до предела. Другими словами, старался не перегибать палку в отношениях с Катей. По крайней мерс ему казалось, что не перегибает. За десять лет их отношений она ни разу впрямую не заговорила о замужестве. Конечно, это не значит, что она не хочет замуж. Ясно, что она, как и все бабы, хочет определенности, комфорта и, возможно, детей. Так что он со своим предложением придется как нельзя более кстати. И его длительная отлучка будет легко оправдана: погулял напоследок, перед свадьбой. Если он сейчас не женится на Кате, он будет последним лопухом. Как в песне поется: «Гуд-бай, Америка…»

По капоту закапали мелкие брызги дождя. Виктор посмотрел на часы. Время поджимало. Где она может так долго торчать? Вообще ведет себя странно. Взять хотя бы эти поездки к родне. Там родни-то осталось две двоюродные тетки. А Катька уже второй раз туда мыкается. И как уедет — на неделю. Он который раз к ней приходит — не может застать. Подлая мысль, что Катя могла найти ему замену, неприятно щекотала нервы. Получается, он десять лет кормил ее и одевал, а какой-то дядя на халяву поедет с ней в Америку и будет в свое удовольствие просаживать дармовые баксы в казино. Круто…

Виктор глянул на свои кулаки, покоящиеся на руле. Ну что ж, посмотрим…

Его размышления прервало появление Кати. Она бежала без зонта, накинув на голову капюшон ветровки.

Виктор дождался, когда она скроется в вестибюле, потянулся и достал с заднего сиденья внушительный букет белых и красных роз. Захлопнул дверцу машины и нырнул в общежитие следом за Катей.

Она промочила ноги. Пашкин вошел, заняв собой половину крохотного коридорчика, она вытирала полотенцем пальцы ног. Рядом лежали белые носки. Его всегда умиляла ее привычка ходить по дому в белых носках. Эта милая особенность, наверное, должна свидетельствовать о чистоте помещения, но на самом деле лишь делала Катю похожей на ребенка и потому — беззащитной.

Он пошелестел целлофаном обертки, и Катя резко обернулась. В ее взгляде он поймал растерянность застигнутой врасплох.

Раньше ему доводилось видеть, как она прячет радость под нарочитой угрюмостью, деланным равнодушием, даже злостью. Всякий раз он признавал, что заслужил, и покорно ждал, когда через показное просочится настоящее: любовь и радость. Но сейчас он ясно прочел растерянность, граничащую с досадой. Не может быть, ему показалось! Просто ей неприятно, что промочила ноги. Вот и с волос, с образовавшихся от дождя завитков на лбу, капает вода.

— Катюха… Как я соскучился! — Пашкин неловко обнял ее рукой с букетом, притянул к себе. Поцеловал мокрое лицо.

Катя мягко отстранилась, ни слова не говоря, приняла букет и пошла в комнату.

— Проходи, — сказала она ему устало — как постороннему, которого не ждали, и ушла на общую кухню, видимо — за водой. Пашкин остолбенел.

Что это с ней? Только Катя вышла — быстро оглядел комнату, ища глазами присутствие другого мужчины. Он даже нагнулся и понюхал подушку на диване. Подушка пахла Катей. Глупо. Катька никогда не решится привести своего хахаля сюда, в общагу. Слишком много глаз. Кто-нибудь непременно нашепчет ему, Виктору. А у него разговор короткий, она это знает.