Большие перемены - Веснина Елена

— Нет, Таисия Андреевна, вы говорите очень конкретно. Другого смысла в ваших словах нет, — заметил Костя и направился к выходу.

Катя догнала его в коридоре:

— Ты что, Костя! Как ты себя ведешь! Вышел из-за стола, нагрубил маме…

— Катя, мне неприятен этот разговор о деньгах! — возмутился Костя.

— Нужно вести себя как положено!

— Кем положено? И куда? Тебе не кажется, что вопросы о деньгах задавать бестактно?

— Нет, не кажется. Я на самом деле хочу огромную, пышную свадьбу, о которой будет говорить весь город, — сообщила Катя.

— Тогда этот вопрос должны решать родители. Соберутся за одним столом, поговорят, решат, какая должна быть свадьба у их детей. И как ее устроить, — предложил Костя.

— Костя, ты что, не понимаешь? — изумилась Катя.

— Чего я не понимаю?

— Что теперь ни твои, ни мои родители уже никогда вместе не соберутся? Наши с тобой мамы терпеть друг друга не могут. Отцы разошлись и как друзья, и как партнеры. Ты что, не обращаешь на это внимания?

— Даже если и обращаю, то что? — не понимал ее Костя.

— А то, что моя мама ранена в самое сердце. И теперь важно, чтобы мы с тобой создали для моей мамы такую обстановку, в которой она могла бы забыть о разрыве с папой.

— Но я не психолог, чтобы создавать комфортную обстановку, — буркнул Костя.

— Лучшая психотерапия — это стабильная, налаженная жизнь, — рассудительно сказала Катя.

— Что-то я не пойму. При чем здесь твоя мама, если мы говорим о нас с тобой?

— Потому что отношения тещи с зятем — это классика жанра, — улыбнулась Катя.

— Но ты же другая, ты не думаешь о деньгах так же, как твоя мама? — с надеждой спросил Костя.

— С чего ты взял? Я с мамой абсолютно во всем согласна! — ответила Катя, лучезарно улыбаясь. Костя сник.

* * *

Самойлов находился все в том же состоянии беседы с собственным отражением в зеркале. Несколько пустых бутылок сиротливо валялись у кровати, а новая, еще не опорожненная, стояла рядом с ним на расстоянии вытянутой руки.

— И главное, Борис, все — такая банальщина, — жаловался Самойлов своему не менее пьяному, чем он, собеседнику. — О чем сейчас ни подумаю — уже сказано. И написано. Пить или не пить. Быть или не быть. Фу, аж противно. Ведь козе понятно: конечно, пить. И конечно, не быть. Зачем быть, если… вот. Извини, больше не буду о больном. Молчу, молчу…

Самойлов налил, немного пролив, священную жидкость и выпил.

— Я сейчас ведь что делаю? — Самойлов внимательно выслушал ответ зеркала и усмехнулся. — Нет, неправильно. Ничего я не праздную. Я поминаю. И их всех… поминаю! Лихом — не буду, ладно. А попрощаться надо, по-человечески… Ирину вот только жалко. Че я, дурак, в молодости-то не разглядел? Полина, Полина… Иришка-то — она же цветочек. Надо было подождать чуть-чуть… И жизнь повернулась бы иначе… Эх… Ну ее к чертовой бабушке, такую жизнь! Ни любви, ни дружбы, ни чести, ни совести… ни у кого! А ведь как они все притворялись, Боря! Тьфу!

Он снова выпил и совсем обмяк, но стал себя подбадривать:

— Нет, Боря. Ты, пожалуйста, на бок не вались. Надо довести начатое до конца. Начал — доводи.

Сказал — сделай. Хоть умри! Умри и сделай, вот смысл-то где! Ух!

Самойлов посмотрел в зеркало и печально подвел итог:

— Вот так и соображаем на троих. Я, ты и… снова я. Самойлов не слышал, что звонок входной двери заливается уже несколько минут. Это звонил Алеша. Устав ждать, он открыл дверь своим ключом и зашел в квартиру. Дом был невероятно тих.

Алеша открыл дверь спальни и увидел, что на кровати в какой-то неестественной позе лежит Самойлов.

— Папа, папка, что с тобой? — заволновался Алеша. — Папа! Папа! Почему ты молчишь?

Он стал трясти отца, пытаясь привести его в чувство, но это ему не удавалось. Из-под ног покатились пустые бутылки.

— Ты что, отец? Ты пьян? — Ответа не последовало.

Алеша понимал, что надо остаться с отцом и проследить, чтобы все было в порядке. Он позвонил Маше:

— Маша! Машенька! Ты извини, но у меня возникли некоторые осложнения.

— Что случилось, милый? — заволновалась Маша. — Какие осложнения? Что? Ты не можешь говорить прямо? Ты передумал на мне жениться?

— Что ты, глупенькая. Как ты —могла так подумать! — Алеша помолчал и добавил: — Но я не смогу с тобой поехать в институт.

Через некоторое время Самойлов уже сидел на кровати с мокрым полотенцем на голове и морщась пил приготовленный Алешей антипохмельный напиток.