Золотой мираж - Майкл Джудит

— Вы высылаете мне драгоценности? Зачем?

— Наши самые уважаемые покупатели предпочитают так, — сказал МакЭндрю нежно, словно давая урок. — Вы можете попробовать разные вещицы с вашей одеждой в уединенности вашего собственного дома, подумать о том, чего вы хотите, без хлопот и отвлечений. Такой способ уничтожает светский аспект покупки. Я позвоню вам сегодня попозже, чтобы узнать, не возникли ли у вас вопросы или не требуются ли вам другие вещи для выбора; наш доставших будет ждать…

— Нет! — закричала Клер. Она бросила взгляд на свою маленькую квартиру, свою кровать и Эммы, заваленные одежными сумками и коробками, на обеденный стол, заваленный почтой. Что она будет делать с драгоценностями и рассыльным, который будет ее ждать где-то на втором плане? — Я ничего этого не хочу. Позвоните ему и скажите возвращаться — я ничего не хочу.

— Но, миссис Годдар, мы подобрали весьма особую коллекцию: мы даже назвали одно ожерелье Лотерейным; оно может стать известным как Ожерелье Годдар, если вы решите, что оно вам нравится. Поверьте мне, вы не найдете такой коллекции как…

Клер повесила трубку.

— Мама, — сказала Эмма, возникая в дверях, — здесь пришли из «Брэтуэйта», это магазин мехов? Они принесли охапку шуб, которые, они думают, ты захочешь посмотреть.

— Нет, — сказала Клер, Ей представилось, что ее и Эмму смывает волна людей, каждый из которых протягивает руки, чтобы оторвать кусочек от ее выигрыша, и ее жизни. — Я не хочу меховых шуб. Не сегодня, по крайней мере. Просто скажи им — «нет».

— Но ты должна увидеть эти шубы, — сказала Эмма. — Они просто невероятные.

— Не здесь! — закричала Клер. Она увидела, как волна залила ее квартиру, и потопила ее. — Скажи им нет!

— Нет, — сказала Эмма из дверей. — Может быть, мы когда-нибудь зайдем в ваш магазин. Не сегодня. Сегодня не подходящее время.

Клер увидела, что Эредити Семпл все еще рядом с дверьми. Она сняла трубку телефона:

— Я вызываю полицию.

— Вы не сделаете этого, — заявила молодая женщина. — Я имею в виду, что я пришла сюда с миром и любовью; все, что мне нужно, это деньги.

Клер отчаянно и медленно стала нажимать на кнопки.

— Черт возьми, вот же эгоистичная сучка!: — сказала Эредити Семпл и вышла.

— Погляди-ка на это, — сказала Эмма. Она сидела за обеденным столом и распечатывала письма. — Все хотят денег. Некий парень желает, чтобы ты оплатила его путь до Африки, где он сможет сфотографировать какую-то редкую змею, а вот женщина, которой нужно полмиллиона, чтобы наладить выпуск совершенно бессахарного торта, и… о, послушай, мне это нравится: " кто-то, кто говорит, что ему девяносто три года и что он хочет умереть в том доме, в котором родился, но это в Ирландии, и поэтому ему нужно оплатить билет на самолет и затем — купить ему дом, потому что, он говорит, ему потребуется какое-то место для жилья, ведь он не может прямо сразу умереть: он может дожить и до ста как его отец.

Клер рассмеялась:

— Наверное, надо передать всю эту почту писателям, которые ищут сюжетов. — Легче было разделаться с почтой, чем с теми людьми, которые умоляли ее о деньгах прямо на пороге. Телефон зазвонил и она автоматически ответила: — Да, да. Нет, я не… о, да, конечно, я интересуюсь круизами. Вы можете выслать мне все брошюры, которые есть. Особенно на путешествия без телефона.

Прозвучал дверной звонок. Клер не шелохнулась.

— Ты не собираешься открывать? — спросила Эмма.

— Кажется, нет. Мы не можем разговаривать со всеми репортерами: нам нужно просто посидеть в покое. Я не знаю, что говорить всем этим людям.

— Мам, если ты просто будешь повторять «нет», они в конце концов поймут. То есть, они же не будут тут крутиться все время. Наверное, есть и другие богачи, которых они могут атаковать. Тебе просто нужно быть твердой. Я сделаю это, если ты не хочешь. Ты думаешь, они воображают, что мы скажем им всем «да» и останемся без денег? Но мне кажется, они так не думают.

Звонок снова зазвучал, твердо и настойчиво.

— Я открою. Я не вынесу этого — если не узнаю, кто там пришел.

Эмма открыла дверь и поглядела вниз, увидела маленькую-старушку, которая стояла на пороге, сухонькую и хрупкую, но так твердо расставившую ноги, словно пустила в порог корни. Ее лицо было покрыто сетью тонких морщин, а глаза были светлыми, как мрамор, и озирали Эмму с неожиданным одобрением.

— Очень хороша, — заявила она. — Очень мила.

Она протянула ручку с маленькими коричневыми пятнышками и прорезанную венами: