Золотой мираж - Майкл Джудит

— Но дружба — это первый и самый прекрасный дар, милая леди, и уже от нее проистекают другие дары. Два ваших чека, которые были отчаянно нужны и которые были получены с безграничной благодарностью, получились из вашей симпатии к моему делу, из вашего доверия ко мне и вашей веры в мои способности. Другими словами, вы были истинным другом.

Клер не сказала ничего о том, что он был прав насчет дружбы, но ошибался насчет личности: она дала деньги, потому что любила Ханну, и к нему это не имело ни малейшего отношения. Она была уверена, что назад их никогда не получит.

В библиотеке они с Джиной сели за круглый стол, застеленный большой красно-зеленой скатертью и заставленный расписными тарелками и горшочками. Ханна подала суп, а Форрест встал у камина, положив одну руку на скатерть, и поглядывая сверху на них. Его рот почти терялся в бороде, его сияющие голубые глаза были устремлены на Клер с твердой уверенностью. Клер, которая была убеждена, что он шарлатан, вдруг обнаружила, что он ей понравился.

— Мир — это сокровищница, полная такими красотами, что мы даже не можем насладиться всеми ими за короткую жизнь, — произнес он, и Клер решила, что именно так он говорит, когда читает лекции в нью-йоркском колледже. У него был резонирующий бас, который преисполнялся пылом, когда он вещал: — Мир на каждой заре свеж и обещающ — оглянитесь! Мы окружены чудесами, мы стоим на цыпочках у обрыва, раскинув руки, одной ногой в воздухе, готовые взлететь. Боже мой, как благостно жить, вытягивать руки и чувствовать наш безграничный захват и обнимать бесконечные чудеса этого мира! Как благостно просыпаться каждый день в таком прекрасном мире!

Клер взглянула на Ханну и Джину, они обе устремили взгляд на Форреста и улыбались. Клер подумала, что ей тоже нужно улыбаться, она почувствовала себя легкой, как будто его голос был рекой, уносящей ее куда-то прочь, далеко из дома. Но, впрочем, это был не только голос — его раскинутые руки, тело, почти выпрыгнувшее вперед в приступе энтузиазма, и некая младенческая невинность, с которой он относился к миру — все окружающее, казалось, его манило и удивляло. Это было заразительно, как приглашение на танец.

— Как интеллигенты, как тонко чувствующие люди, мы убеждены, — продолжал Форрест (его голос упал, потом рванулся вверх с большой силой), — что должны увеличивать красоту, растить ее, чтобы плоды падали как дождь с небес и утоляли жажду людей с покинутым духом по всему миру, чтобы насилие, деградация и несчастье исчезли навсегда с лица земли.

— Я согласна, — сказала Клер легко, прерывая его парение. — Я просто не могу представить себе, как кто-нибудь станет об этом спорить.

Он поглядел на нее и застыл, как будто пытаясь найти строчку в своей шпаргалке. Затем он простер руку, лучезарно улыбнулся, казалось, излучая счастье, и подставил четвертый стул к столу. Джина поглядела на него с восхищением.

— Вы очень хороши. Я не удивляюсь теперь, что люди делают пожертвования по вашей просьбе. И сколько проектов вам удалось так наговорить?

Выражение страдания прошло складкой по лицу Форреста — такую боль ему причинил оборот Джины, но он тут же справился с собой и обратился к ней с улыбкой:

— Увы, ни одного. Я и раньше часто призывал людей, но — распалась связь времен. Это была мечта, о которой я думал долгое время. Конечно, мы живем в мечтах, без них и дров не просушить, они питают нас и делают живыми людьми, в гармонии с самой Вселенной, с паутиной мечтаний. Бодрствуя и засыпая, мы мечтаем, мы сливаемся со столетиями, чтобы стать тем, что было и тем, что будет, мы стараемся обратиться в невидимое грядущее. А теперь, с чудесной щедростью миссис Мэнес-хербс, все звезды моей судьбы изменили свои орбиты и устремились в бесконечность, и я готов обратить всю свою энергию и страсть на дело всей моей жизни, которое одно оправдает мое существование; я покину этот бедный, искалеченный мир и уйду, и мир станет лучшим, когда я его оставлю, чем был, когда я пришел в него.

— Как это? — глуповато спросила Джина. — Да ведь щедрая леди должна пройти туда первой.

Клер, которой нравилось представление Форреста, взглянула на него с интересом, ожидая ответа.

Он несколько раз качнул головой с видом мудреца. Затем положил салфетку себе на колени, набрал целую ложку луково-картофельного супа, и деликатно потрогал жидкость языком, чтобы выяснить, горячая ли она. Клер бросила взгляд на Ханну, необычно молчаливую, созерцавшую Форреста со спокойной улыбкой на устах.