Голос сердца - Стил Даниэла

— Понятно, — произнес он холодно и отстранение посмотрел на жену. — Так ты хочешь сказать, что не будешь избавляться от него?

— Я еще ничего не сказала. Я просто прошу тебя об этом подумать и говорю, что хотела бы его оставить.

Адриана сама не ожидала такого признания. Однако просьбы оставить малыша были похожи на разговоры о щенке, а не о ребенке, и это приводило ее в отчаяние.

Стивен печально кивнул, взял ее за руку, потянул на кровать и лег рядом. Чувствуя его объятия, Адриана перестала себя контролировать и разрыдалась. Потрясение, страх, напряжение, волнение, кипевшие в ней, вырвались наружу потоками слез.

— Прости, малышка… Прости, что с нами такое случилось… Все будет хорошо… вот увидишь… Прости…

Адриана плохо понимала, что ей говорит Стивен, но радовалась его объятиям и надеялась, что он подумает и изменит свое мнение. Ее крайне изнуряла необходимость преодолевать его сопротивление.

— Ты меня тоже прости, — произнесла она наконец. Стивен вытер ей глаза и поцеловал. Затем стал гладить волосы Адрианы, поцелуями осушил ресницы и щеки, неторопливо снял блузку, шорты и все остальное. Адриана, нагая, лежала рядом, и Стивен залюбовался: у нее было изумительное тело, портить которое беременностью, по его мнению, было бы преступлением.

— Я тебя люблю, Адриана, — сказал он ласково. Он слишком любил жену, чтобы разрешить ей совершить такую глупость. Еще он любил себя, их образ жизни, все, к чему они стремились и чего достигли. Никто не имел права на это покушаться, ребенок в том числе.

Стивен страстно поцеловал Адриану, она ответила не менее пылким поцелуем, полагая, что муж наконец понял ее чувства. Потом они занимались любовью, очень ласково и нежно. В эти минуты близости спор был оставлен, и каждый надеялся, что супруг проявит понимание. Потом они лежали в объятиях друг друга и снова целовались — им было необыкновенно хорошо.

На следующий день они проснулись лишь в полдень, и Стивен предложил пойти поплавать, что и было сделано после душа и завтрака. Адриана пребывала в задумчивости и молчала, пока они, держась за руки, шли к бассейну. Бассейном пользовались все жители комплекса, но в тот чудесный майский день там никого не было. Погода стояла солнечная, и люди поехали на пляж, в гости или просто загорали на крышах, как правило, нагишом.

Стивен плавал вперед-назад, Адриана же немного поплавала, потом легла на солнце и задремала. Ей не хотелось говорить о ребенке, по крайней мере сейчас. Она надеялась, что муж успокоится и привыкнет. Ей самой тоже нужно было привыкать, но Адриана понимала, что Стивену это будет сделать гораздо труднее.

— Пошли домой? — спросил он, когда было уже начало шестого. Весь день они практически не разговаривали. После эмоциональной дискуссии, состоявшейся накануне вечером, Адриана все еще чувствовала себя утомленной.

Они отправились домой. Адриана приняла душ, Стивен включил стереосистему — под музыку приятней готовить обед.

Адриане хотелось провести с мужем спокойный вечер. Им надо было многое обдумать, многое взвесить.

— Ты в порядке? — спросил Стивен, когда она готовила спагетти и салат.

— Да. Просто немного устала. Стивен кивнул:

— На следующей неделе ты почувствуешь себя лучше, когда этим займешься.

Адриана не могла поверить, что он опять начинает все сначала. Она в изумлении уставилась на мужа:

— Как ты можешь такое говорить? И вдруг с ужасом поняла, что он и не пытался ничего изменить. Он был тверд, как всегда.

— Адриана, в данный момент это вопрос твоего самочувствия. Из-за этой штуки ты чувствуешь себя паршиво, значит, надо ее устранить. Вот и все. Очень просто.

Адриана была потрясена его бездушием, полным безразличием к их малышу.

— Твои слова просто отвратительны. Все далеко не так просто, и ты это прекрасно знаешь.

Она не собиралась в этот вечер возвращаться к данной теме, но раз Стивен поднял ее, Адриана снова вступила в дискуссию:

— Это же наш ребенок, в конце концов. На глазах у нее, как назло, опять выступили слезы. Вообще-то Адриана не была плаксой, но Стивен своим будничным отношением к аборту совершенно вывел ее из равновесия.

— Я не собираюсь этого делать, — отрезала она, ставя обед на кухонную стойку, и бросилась наверх, в спальню.

Лишь через час Стивен наконец поднялся к ней, чтобы продолжить беседу. Адриана лежала на кровати. Он сел рядом и очень мягко, спокойно заговорил:

— Адриана, ты должна сделать аборт, если для тебя представляет ценность наш брак. Если ты этого не сделаешь, все рухнет.

Адриана понимала, что крушения не избежать в любом случае. Если она сделает аборт, то всегда будет горевать об утрате, а если не сделает, Стивен может ей никогда этого не простить.

— Думаю, что я не смогу, — ответила она, уткнувшись в подушку. Адриана не обманывала мужа — аборт представлялся ей чем-то немыслимым.

— А я не думаю, что ты не сможешь. Если ты не сделаешь аборт, наш брак разрушится и ты потеряешь работу.

— Меня не волнует работа.

В самом деле, гораздо больше ее теперь волновал ребенок. Удивительно, как быстро он стал для нее важен.

— Неправда, тебя, конечно же, волнует твоя работа.

Стивену казалось, что Адриана в считанные часы стала другим человеком.

— Нет, не волнует… но наш брак я разрушать не хочу, — сказала она печально, поворачиваясь к нему лицом.

— Я могу сказать тебе одно и знаю это наверняка, Адриана, — ребенка иметь я не желаю.

— Ты потом можешь изменить свое мнение. Так бывает со многими, — произнесла Адриана с надеждой, но Стивен покачал головой.

— Нет. Я не желаю иметь детей. Никогда не желал и не буду. Раньше ты с этим соглашалась, не так ли?

Адриана задумалась, а потом призналась:

— Я полагала, что, может… когда-нибудь ты передумаешь. То есть… если бы у нас детей действительно никогда не было, я бы не возражала. Но в такой ситуации, как эта… я думала, что может… Не знаю, Стивен. Я сама не стремилась к этому. Но теперь, когда он есть, как ты можешь просто вычеркнуть его из нашей жизни, даже не подумав? Это ужасно.

— Могу, потому что от этого зависит уровень нашей жизни и потому что ты для меня гораздо важнее, чем ребенок.

— Но места всем хватит, — пыталась возразить Адриана.

— Нет, только не в моей жизни. Там есть место только для тебя и ни для кого другого. И я не собираюсь конкурировать с ребенком за твое внимание. Думаю, мои родители обменялись друг с другом за двадцать лет не больше, чем парой слов. У них никогда не было ни времени, ни энергии, ни желания. Они были слишком утомлены. Когда мы выросли, от них ничего не осталось. Это были два измученных, старых, конченых человека. Ты этого хочешь?