Жемчужная луна - Стоун Кэтрин

– Как она, Джулиана? Как ты?

– Все в порядке, – успокоила его Джулиана. Для нее роды были продолжением их любви. – Мы обе в порядке.

– Хорошо, – сказал он облегченно. – Как ты назвала ее?

Джулиана ответила сначала по-кантонски:

– Дочь великой любви.

– Дочь великой любви, – эхом откликнулся Гарретт, думая о своих дочерях, почти близнецах. Имя первой было «Дочь великой любви», и это было правдой, но ведь и вторая, Алисон, тоже могла рассчитывать на такое имя, ведь ни Гарретт, ни Бет не знали любви крепче, чем их любовь.

– Это ее личное имя, – продолжила Джулиана. – Однако в миру она будет называться Мейлин. Ты согласен, Гарретт? Это не китайское и не американское имя, но отчасти напоминает и то, и другое. Оно такое же неповторимое, как и она сама.

– Это прекрасное имя, Джулиана.

– Она и сама прекрасна.

– Я бы хотел заботиться о ней, Джулиана, заботиться о вас двоих. – Гарретт не стал продолжать: «тем единственным способом, который мне остается». У него сердце разрывалось при мысли о том, что единственное, что он может предложить женщине, которую любит, и дочери, которую никогда не увидит, были деньги.

И вот тут-то Джулиана поняла, что заставило ее солгать ему в вечер их первой встречи: теперь он может не беспокоиться о ней, они могут жить совершенно независимо, связанные только незримыми сердечными узами. Она сказала ему, что богата – тогда это было ложью, но теперь стало правдой. После сердечного приступа Вивьен написала завещание, в котором все оставляла Джулиане.

– Мы ни в чем не нуждаемся, Гарретт. Я говорила тебе, что Вивьен богата. Мейлин не будет нуждаться ни в чем.

«Кроме отца». – Эта мысль вонзилась в его сердце, как зазубренный кинжал.

– Что ты расскажешь ей обо мне?

– О нас, – тихо поправила его Джулиана. – Я расскажу ей, что мы очень любили друг друга, мы полюбили друг друга раз и навсегда и хотели провести жизнь рядом, любя ее, но…

– Но что? – перебил он ее.

– Но что ты погиб и не смог вернуться в Гонконг. Вот это я и собираюсь ей сказать, потому что она начнет интересоваться тобой гораздо раньше, чем сможет разбираться в жизни и понять нас. Я терпеть не могу ложь, но в данном случае, я думаю, это необходимо. А ты?

«Я тоже», – подумал он и кинжал проник еще глубже в сердце.

– Скажи ей это, Джулиана, хотя… добавь, что я бы любил ее всем сердцем.

– Я скажу ей, – пообещала Джулиана. И тут вдруг она почувствовала опасность – словно судьба, недовольная ее звонком, на который было отпущено всего несколько минут, собиралась жесткого покарать ее за дерзкое неповиновение. И тогда она взмолилась:

– Пожалуйста, Гарретт, отпусти нас. Обещай мне, что никогда не будешь пытаться узнать что-то о нас.

– Но Джулиана, это слишком! Я хочу знать, как вы живете, знать, что вы счастливы и у вас все хорошо. Я буду слишком беспокоиться о вас.

– Гарретт, пожалуйста, я тебя прошу. Мы будем счастливы, с нами будет все в порядке. Обещаю тебе. Но теперь пора попрощаться. Мы должны прекратить этот разговор.

– Джулиана…

– Я должна идти. – Джулиана чувствовала, что ее голос дрожит от страха и отчаяния, и, собрав силы, нежно добавила: – Я буду любить тебя всегда, Гарретт, всегда, и вместе с Мейлин я буду любить и Алисон.

– Я тоже буду любить Мейлин… и тебя… любить всегда.

Еще долгое время после того, как она повесила трубку, Джулиана ощущала дыхание опасности. Она укачивала на руках Мейлин, целовала шелковистые черные волосики на ее головке и мысленно успокаивала себя. Все будет в порядке. Это был самый последний звонок. Ничего плохого не должно случиться. Все позади, все должно быть позади, с нее хватит несчастий.

И целую неделю казалось, что ее молитвы были услышаны. Опасность миновала. Они с Гарреттом будут жить каждый сам по себе и любить своих дочерей.

Но на восьмой день – странно, что именно на восьмой, ведь восемь – это счастливое число – разразилась новая трагедия, и жизнь Джулианы Гуань изменилась окончательно.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Отель «Ветра торговли»

Центр, остров Гонконг

Воскресенье, 6 июня 1993 г.

– Как вы находите Гонконг после возвращения?

Этот вопрос не удивил Мейлин, как не удивило и то, что Джеймс Дрейк задал его только сейчас. Роскошный ужин подошел к концу, и коллекционное шампанское, пузырящееся все сильнее с каждой новой переменой блюд, наконец оказало свое волшебное действие – ее боль немного утихла, как и ощущение угрозы.