Игра до победы - Дейли Джанет

– Ты ведь еще не видела западные пампы, – продолжал Рауль.

– Нет, – сказала Лес.

– Земля там намного суше, намного пустыннее, чем в тех местах, где находится estancia. И там всюду пыль. – Рауль не отрывал взгляда от окна, время от времени затягиваясь сигарой. – Мой отец был крестьянином. У нас имелся маленький клочок земли. Мать рассказывала мне, что жили мы в те времена хорошо. На столе всегда было вдоволь еды. А потом в один прекрасный день, когда мне было три года, отец ушел. Я так никогда не узнал, почему. Помню только, что mia madre ^[48] плакала… плакала не переставая. Нам пришлось оставить дом и землю. Они больше не были нашими. Думаю, отец продал хозяйство и забрал деньги с собой. – Акцент Рауля сделался грубее, а голос упал до хриплого шепота. – Мать пошла работать на большую estancia неподалеку от того места, где раньше был наш дом, и нам разрешили жить в хижине для рабочих. Это была глинобитная лачуга под жестяной крышей с одной большой комнатой, очень похожая на ту, под деревом ombu, где мы с тобой укрылись от дождя.

– Я помню.

И еще она помнила, как он сравнивал эту хибарку с домом, в котором вырос.

– Первые свои деньги я заработал, когда мне было шесть лет. Я носил воду для лошадей на этой estancia. В тот год, когда мне исполнилось восемь, мать заболела. Все деньги, которые мы скопили, чтобы переехать в Буэнос-Айрес, ушли на доктора. Именно тогда я бросил школу и пошел работать в estancia конюшенным мальчиком. Матери не становилось лучше. На следующий год священник из деревни пришел поговорить со мной. Он сказал, что мать умирает. Думаю, я уже знал, что она никогда не поправится. – Рауль повертел сигару в пальцах, задумчиво глядя на тонкий дымок. – В эту же ночь я забрал несколько песо, которые у нас оставались, одежду и немного еды и ушел.

– Ты бросил мать? – Лес была ошеломлена.

– Si. – Рауль бесстрастно посмотрел на нее. – Она умирала. Я ничем не мог ей помочь. Она все равно вскоре умерла бы. А если бы я не уехал тогда в Буэнос-Айрес, то когда бы смог это сделать? Полагаю, именно так я тогда подумал. Она умирала, и у меня не было больше никаких причин оставаться.

– Значит, ты бросил ее так же, как и твой отец, – с упреком проговорила Лес, но потом ей в голову пришла другая мысль. – Или ты хотел бросить ее прежде, чем она сама покинет тебя?

– Я уже не помню, о чем тогда думал. Это было слишком давно. Позже я услышал, что она умерла вскоре после того, как я сбежал. Конец моей истории ты уже знаешь. И очень хорошо, что знаешь. Человек не может измениться и стать другим, не таким, каков он есть.

– Это же самое говорил о тебе Эктор, – вспомнила она. – И все же ты переменился, Рауль. Посмотри, кем ты был и кто ты сейчас.

Но изменился ли он? Не оставался ли он по-прежнему маленьким мальчиком, желающим быть лошадью? Он научился ездить верхом, делаясь с лошадью единым целым – как легендарный гаучо, наполовину человек и наполовину конь, – и по-прежнему живет как странник, скиталец, свободный в своем беге и всегда оставляющий позади себя что-нибудь или кого-нибудь.

– Те женщины, которых ты любил, Рауль… Хочу спросить тебя, ты бросал их из-за поло или из-за того, что хотел избежать боязни, что они сами бросят тебя? Бросать – это ведь твоя особенность, не так ли? Ты всегда уходишь прежде, чем кто-нибудь сделается тебе слишком близким.

– Ты забыла об Экторе, – сказал Рауль. – Он мой друг уже многие годы. Я завишу от него.

На какой-то миг Лес поверила, что ошиблась в своих выводах, но вдруг ее осенило:

– Но ведь Эктор для тебя не опасен, Рауль. Он калека. Как же он может сам тебя бросить?

– Ты слишком много наслушалась психиатров. Вероятно, я просто действую реалистически. Поло – это вся моя жизнь. А женщинам не нужен муж, который постоянно в отъезде, – во всяком случае тем женщинам, что я знал. И потому я покидал их прежде, чем успевал слишком сильно к ним привязаться, или же они – ко мне.

Он раздавил сигару в пепельнице.

– А как насчет меня, Рауль? – Лес невольно шагнула к нему. – Когда ты собираешься бросить меня?

Рауль выпрямился и, неподвижно застыв на месте, долго смотрел на нее, затем поднял руки и бережно взял ее лицо в свои ладони. В его прикосновении было так много нежности, что Лес чуть не заплакала. Он внимательно всматривался в ее лицо, словно вбирая в себя каждую черточку.

– Когда я смотрю на твое лицо, то вижу нечто такое, чего не могу выразить словами. Это ощущение преследовало меня с самого начала, – негромко произнес он. – Но теперь я знаю, что это. Я гляжу на тебя и вижу потребность быть любимой. И это притягивает меня, потому что у меня есть та же самая потребность. И мне совсем не хочется бросать тебя, querida ^[49].