Неожиданное наследство - Картленд Барбара

– Я этого не вынесу, я не могу жить без тебя.

Она произнесла эти слова, не сознавая их важности. Когда же они прозвучали – казалось, их отголосок еще витает в воздухе, – они с Гарри уставились друг на друга, оба бледные.

– Ты серьезно?

Его голос был глухим и хриплым и, как почудилось Кристине, даже дрожал.

Крохотная частичка души молила ее остановиться, подумать. Однако она действовала импульсивно и быстро.

– Серьезно, Гарри, – ответила она, широко разводя руки и показывая, что полностью капитулирует перед ним. – Я не могу жить без тебя… не могу… не могу.

После этих слов Гарри подхватил ее в объятия, прижал к себе и стал страстно, жадно целовать – так, как не целовал никогда раньше. Ноги у нее стали ватными.

– Я хочу тебя, – произнес он. – Хочу безумно – я никогда так не хотел ни одну женщину. Кристина, ты уедешь со мной?

Кристину переполняли эмоции, поэтому она не могла говорить, но Гарри прочел ответ в ее глазах. Он понял все по тому, как она подставила ему для поцелуя свои губы, приоткрытые и дрожащие.

Именно в тот момент Гарри Хантер совершил единственный бескорыстный поступок в своей жизни.

Он отстранился от нее, отошел на несколько шагов и привалился к стволу дерева.

– Послушай, дорогая, – сказал он. – Выслушай меня, потому что все, что я хочу сказать, должно быть сказано. Я люблю тебя, Кристина. Нет, не двигайся, я не хочу прикасаться к тебе. Если я прикоснусь, то не смогу все тебе сказать. Я ни одну женщину не любил так, как тебя. Нет, я не притворяюсь, будто в моей жизни не было других женщин. Мне почти сорок, Кристина. Ничего странного, что ты удивлена. Официально мой сценический возраст тридцать один год, но на самом деле мне тридцать девять. Я живу полной жизнью, и мне нравится эта жизнь. Имею ли я право сейчас просить тебя разделить со мной такую жизнь? Да-да, знаю. Ты хочешь сказать, что для тебя ничего не имеет значения, кроме любви. Однако любовь приходит и уходит, ее нельзя подчинить. Я не утверждаю, что когда-нибудь мне станет с тобой скучно, скорее всего, скучно станет тебе. Но у меня есть моя жизнь, мои друзья и – скажем прямо – моя карьера, а что будет у тебя, Кристина Диллон? Задай себе этот вопрос. Ты из благородной семьи. Ты воспитывалась для того, чтобы занять определенное положение в этой забавной, патриархальной деревушке. У тебя есть друзья, и все они уважают тебя. Может быть, сейчас их уважение для тебя почти ничего не значит, но, когда ты станешь старше, ты будешь ценить его больше, если, конечно, оно у тебя будет. Я хочу сказать лишь одно: подумай, прежде чем принимать решение. Я дам тебе время. Я не буду давить на тебя. Я даже пальцем не пошевелю, чтобы уговорить тебя. Но, Кристина… я так хочу тебя.

Она подбежала к нему и обняла за шею еще до того, как он закончил.

– Думаешь, что-то еще имеет значение, кроме нашей любви? – с горячностью спросила она.

– Ничего, – ответил Гарри. – Ничего.

На какое-то время они перенеслись в собственный мир. Мир, где кровь течет быстрее, где прикосновение любимых губ наполняет радостью, мучительной по своей силе.

Наконец они сели рядышком, взялись за руки и принялись строить планы.

– Нам придется уехать очень скоро, практически сразу, – сказала Кристина. – Отец может отправить меня куда-нибудь. Грозился сегодня утром. Говорил о том, что мы поедем в Уортинг. Я этого не вынесу. Мне страшно подумать, что целых две недели я не смогу видеть тебя.

– А чего ждать? – спросил Гарри. – Ты приняла решение. Уедем завтра.

– Завтра. – Именно в этот момент она ощутила болезненный укол: назад дороги нет, она приняла решение. И все же будущее, даже с Гарри, было туманным. Она придвинулась к нему поближе. – Завтра, – повторила она. – И я буду принадлежать тебе, стану твоей в полном и истинном значении этого слова.

– Моей! – страстно произнес Гарри и вдруг поднес ее руку к своим губам. – Я попытаюсь быть ласковым с тобой, Кристина. Я постараюсь дать тебе все, чего ты лишишься, уехав со мной.

Она задала ему типично женский вопрос:

– А если бы я ответила, что не поеду? Что тогда?

Гарри посмотрел на нее искоса, на его губах появилась легкая улыбка. Он выпустил ее руку и обнял ее.

– А разве нужно спрашивать об этом, моя Кристина? – В его голосе звучали торжествующие нотки. Вся его почтительность куда-то исчезла. – Я бы заставил тебя, я бы увез тебя…

Кристина прошла к алтарю и села на переднюю скамью. Ее взгляд упал на большую скамеечку для ног, которой пользовалась ее мать. Скамеечка открывалась, и в ней хранились семейные молитвенники и книги псалмов. Когда мама умерла, дети стали пользоваться скамеечкой по очереди. Хотя она была очень тяжелой, почему-то они предпочитали ее обычным подушкам для коленопреклонений. Семья викария сидела на жесткой дубовой скамье, а по другую сторону прохода на алых бархатных подушках сидели Стабингтоны. Эти подушки износились и вытерлись за долгие годы, но все равно оставались символом королевских привилегий.