Ангел Габриеля - Робертс Нора

Нет. Но это происшествие отняло у нас обоих десять лет жизни!

Да уж. Боюсь, нам придется взять вашу машину на буксир, мистер Брэдли. — Он глянул в сторону дома. Его голос звучал непринужденно, но Гейб чувствовал, что он напряжен. — Ваша жена, говорите?

Верно.

А документы на имя Лоры Малоун.

Это девичья фамилия моей жены, — с легкостью ответил Гейб.

Лора, повинуясь порыву, открыла дверь и улыбнулась.

—Гейб?

Оба мужчины повернулись и посмотрели на нее. Полицейский снял фуражку. Гейб лишь сердито посмотрел на нее.

—Простите, что помешала, но я подумала, что, может быть, офицер хочет выпить горячего кофе?

Полицейский снова надел фуражку.

Это очень соблазнительно, мэм, и я вам благодарен, но мне пора. Очень жаль вашу машину.

Это я виновата. Вы можете сказать, когда откроют дорогу?

Ваш муж может предпринять поездку в город через день-другой, — ответил Бичем. — А вам, мэм, я бы некоторое время не рекомендовал садиться за руль.

Конечно. — Она улыбнулась и обхватила свой локоть. — Думаю, мне теперь долго не придется никуда отлучаться.

Я еще загляну к вам, когда будет по пути. — Бичем снова забрался в снегоход. — У вас есть коротковолновый приемник, мистер Брэдли?

Нет.

Неплохо было бы купить в следующий раз, когда будете в городе. Они надежнее телефонов. Когда ожидается прибавление семейства?

Гейб на мгновение даже испугался. Этот вопрос ошеломил его.

Через четыре или пять недель.

Ну, тогда у вас полно времени. — Широко улыбнувшись, Бичем завел мотор. — Это ваш первенец?

Да, — пробормотал Гейб. — Первенец.

С этим ничто не сравнится. У меня у самого две девочки. Младшая умудрилась родиться в День благодарения. Я помчался в больницу, едва съев два кусочка тыквенного пирога. Моя жена до сих пор утверждает, что все началось из-за того, что она объелась колбасой у моей матери. — Он поднял руку и уже громче произнес: — Осторожней, мистер Брэдли!

Оба, Гейб со двора, а Лора из дверей, наблюдали, как снегоход покатился по дорожке. Наконец, они остались одни.

Гейб, прочистив горло, поднялся по лестнице. Лора молча посторонилась и закрыла за ним дверь. Она ждала, пока он, сидя на низкой скамеечке, расшнуровывал ботинки.

Спасибо.

За что?

За то, что выдали меня полицейскому за вашу жену.

Продолжая хмуриться, он стянул ботинок.

Мне казалось, так проще.

Для меня, — согласилась Лора. — Но не для вас.

Он пожал плечами, встал и пошел на кухню.

Кофе?

Да. — Она услышала, как стеклянный чайник звякнул о кружку, как жидкость перелилась в керамическую посудину. Он лгал ради нее, защищал ее, а она только пользовалась им!

Гейб! — Молясь, чтобы инстинкт и разум не подвели ее, она подошла к двери.

Что это, черт возьми? — В руке у него была кастрюля, в которой она готовила себе шоколад.

На какое-то мгновение напряжение улетучилось.

Если вы сами не в состоянии понять, то это горячий шоколад.

Это похоже на... Впрочем, не важно, на что это похоже! — Он поставил кастрюлю обратно на плиту. — У этого порошкообразного зелья отвратительный вкус, не так ли?

Против истины не поспоришь.

Завтра я попытаюсь съездить в город.

Тогда не могли бы вы... — Она смущенно запнулась.

Чего вам привезти?

Ничего. Это глупо. Послушайте, не могли бы мы минутку посидеть?

Он взял ее за руку прежде, чем она успела отступить.

—Что вам привезти из города, Лора?

—Маршмаллоу¹, чтобы жарить на огне. Я же сказала вам, что это глупо, — пробормотала она и попыталась выдернуть руку.

А ему, господи, ему хотелось лишь заключить ее в объятия!

Это непреодолимое желание или просто каприз?

Не знаю. Просто я смотрю на камин и думаю о маршмаллоу. — Поскольку Гейб не смеялся над ней, ей было легко улыбнуться. — Иногда я почти чувствую их запах.

А к ним ничего не нужно? Например, хрена?

Она состроила гримасу.

Очередной миф!

Вы разрушаете все мои представления о беременных! — Он не мог точно сказать, когда именно поднес ее руку к своим губам, но, почувствовав запах ее кожи, снова опустил. — И вы не носите рубашку.

Хотя он больше не касался ее, он чувствовал ее теплую и бесконечно мягкую руку.

О! — Она глубоко вздохнула. Он думает не о ней, а о живописи! Он снова художник, а она — его модель. — Сейчас я переоденусь!