Сестра милосердия - Колочкова Вера Александровна

– Да! Слушаю вас!

– Ой, извините… Это Таня Селиверстова вам звонит… Здравствуйте…

– Так… Селиверстова… Селиверстова… Хм… Что-то не припомню… – деловой скороговоркой выстрелил ей в ухо Павел Беляев. – А вы по какому делу? Если по оплате для внештатников, так это в бухгалтерию…

– Нет, я не по оплате…

– Ну, так какой тогда у вас вопрос? Вы откуда?

– Да у меня вот тут визитка ваша с телефоном… Вы сказали, чтоб я звонила в любое время…

– А, понял, понял! Вспомнил, извините! Ужель та самая Татьяна… которая огурцы умеет в банках хорошо солить? Ну, как у вас там дела, Татьяна? Матвей здоров?

– Да, конечно, здоров! Мне Ада сказала, чтоб я вам позвонила. Извините, что от дел отрываю…

– Да ничего. Все нормально. Просто сегодня воскресенье, секретаря моего нет, вот и приходится самому трубку брать. Да еще и звонит, как назло, кто ни попадя… Так что вам там Ада приказала, я не понял?

– Так надо это… Билет мне в Париж купить, чтоб Отю… Матвея, то есть, к ней отвезти…

– Билет? Ну хорошо, куплю я вам билет. Без проблем.

– А у меня паспорта заграничного нет…

– Хм… Ну, знаете… Как же я вам без паспорта сумею его купить? Надо же еще визу оформить…

– Так Ада сказала, что вы все можете…

– В каком это смысле – все? Вас без загранпаспорта в Париж отправить?

– Да нет, что вы! Она сказала, что вы этот самый паспорт мне за два дня сможете выправить!

– Ну, за два, конечно, не обещаю… А вообще могу, в принципе. Найдутся у меня такие люди… Ладно, оформим мы ваш паспорт, не переживайте. Фотографии у вас есть?

– Нет…

– Ну, тогда наводите красоту и дуйте в срочную фотографию, а я к вечеру с анкетами подскочу. К среде, я думаю, управимся. А что за спешка вдруг такая?

– Я не знаю. Мне Ада сказала – срочно…

– А, тогда понятно. Раз Ада сказала, тогда оно конечно… – хохотнул коротко Павел в трубку. – Ну все, Татьяна, до встречи. Извините, дела ждут…

Положив трубку, Таня тут же бросилась в ванную и, сунувшись к зеркалу, начала разглядывать со всех сторон не отошедшее еще от слезного румянца лицо. Потом подумала про себя – вот же дура… Лица-то по телефону все равно не видно! Да и какая этому Павлу разница, какое у нее вообще лицо… Да и вовсе не по этому интересу она в ванную примчалась, а затем только, чтобы умыться-причесаться – надо ж фотографироваться идти все-таки…

Паспорт он ей и впрямь к среде выправил. Заехал вечером, вручил красивую бордовую книжицу. Новенькую, с пылу с жару. Таня даже спасибо сказать забыла – так сердце от гордости вдруг зашлось… У нее, у Тани Селиверстовой, паспорт заграничный теперь есть! Как у настоящей, у городской…

– … А завтра за билетом поедем. Эй, Татьяна, вы меня слышите? Оторвитесь от созерцания на минуту… – вывел ее из прострации насмешливый голос Павла Беляева. А может, ей показалось, что насмешливый.

Таня подняла глаза, улыбнулась виновато – простите, мол…

Он стоял перед ней в прихожей, смотрел грустно и внимательно. И совсем не был похож сегодня на мужика из телевизора. Усталый какой-то был, припыленный будто. И воротник рубашки вон не совсем свежий, Таня это сразу своим стерильно-медицинским глазом сумела углядеть…

– Павел, чаю хотите? Бабушка пирог с яблоками испекла…

– Спасибо, Таня. Очень хочу, но не буду. Некогда. Итак уже опоздал везде.

– Жаль…

– До завтра, Таня. Утром стойте у подъезда, я ровно в девять буду, как штык…

Последнюю фразу он проговорил уже по ту сторону двери, торопливо спускаясь по лестнице. И опять Таня растерянно смотрела ему вслед, вдыхая горьковатый запах дорогого одеколона. Она знала, что этот запах дорогой – такой же аромат волной шел, бывало, от главного врача Аркадия Исаковича. А он у них человек не бедный, толк в одеколонах понимает. И еще что-то оставил после себя в ее маленькой прихожей главный редактор «Бизнес-ведомостей» Павел Беляев, отчего вдруг сердце зашлось острой грустью, неосознанной, непонятной…

Нет, Таня Селиверстова была очень честным человеком и даже самой себе умудрялась никогда не лгать. Может, это происходило от ощущения некоей своей жизненной малоценности, а может, от деревенской природной стеснительности, но только место свое в обществе Таня давно уже ясно и четко определила. И понимала прекрасно, что не имеет права на такую вот неведомо-прекрасную да романтическую грусть. То есть само по себе право конечно же могло здесь очень даже присутствовать, но, как в том анекдоте говорится – съесть-то она съест, да кто ж ей даст… Грусть, она же тоже адекватной должна быть. Смешно же, в самом деле! Она, Таня Селиверстова, возьмет сейчас и начнет грустью проистекать вслед этому мужику из телевизора… Ясно же, как день божий, что он, Павел Беляев, для нее категорически недосягаем, что он вообще сюда, к ней в дом, будто с другой планеты залетел. Совершенно случайно. Да оно так и есть, и в самом деле случайно. Вот поможет ей завтра билет купить, и не увидит она его уже никогда. Так что прочь, прочь глупая грусть из сердца, не нужна ты в нем вовсе, и без тебя хорошо. Она, Таня Селиверстова, и без того счастливая! И все у нее есть, и зачем она ей нужна, грусть эта?