Не ходите, девки, замуж! - Веденская Татьяна

Он некоторое время изучал меня, а потом отпустил и пожал плечами:

– Я такой страшный? Ты хочешь уйти?

– У тебя холодные руки, – зачем-то сказала я. – И потом, все как-то слишком просто.

– Все всегда просто, если только мы сами не хотим спрятаться за кучей пустых слов, – проговорил он. – Я мог бы, конечно, сделать все как-то поприличнее, подождать какое-то время. Пообщаться, узнать что-нибудь ненужное о тебе, рассказать что-то малоинтересное о себе. Сколько времени в поезде надо подождать, прежде чем заняться любовью с понравившейся женщиной? Времени у нас немного, так сколько его нужно потратить, чтобы все усложнить? Полчаса? Час? Минут десять? Я же говорю тебе прямо – будь моей или уходи. Дверь открыта.

– Вообще-то она закрыта, – уточнила я из чистого упрямства.

Алексей усмехнулся, встал, чуть сдвинув меня с места, подошел к двери и одним сильным рывком открыл ее.

– Теперь лучше?

…Я стояла перед открытой дверью купе и смотрела на Алексея, чуть растрепанного, невероятно прекрасного, совершенно чужого, но при этом такого настоящего. Действительно, какого черта? Я так устала прятаться за нагромождениями странных пустых слов, самое лживое и пустое из которых – словосочетание «здоровые отношения». Нет уж, получается, что я никому ничего не должна. В таком случае какого черта.

– Я останусь, – кивнула я, чувствуя, что голос мой дрожит.

– Ты уверена? – переспросил он, а глаза его при этом хищно сверкнули.

– Я хочу провести эту ночь с тобой, – сказала я так, чтобы уж все стало окончательно ясно.

Алексей встал, молча подошел и снова захлопнул дверь, одновременно притягивая меня за руку к себе.

– Я спросил, будешь ли ты моей. Это не одно и то же, – вдруг сказал он, одновременно снимая с меня водолазку.

– Конечно, я буду твоей, – согласилась я, подняв руки вверх. Серая водолазка лишила меня последней защиты и, отброшенная, громыхнула кошельком и телефоном.

– Вот и отлично, – удовлетворенно кивнул он, быстрым умелым движением оставив меня без белого хлопкового бюстгальтера. Я машинально прикрыла грудь руками, но он настойчивым жестом убрал мои руки и сделал шаг назад.

– Ты очень красива, ты знаешь это?

– Не имею ни малейшего понятия, – прошептала я, облизывая пересохшие губы.

Он смотрел спокойно и сосредоточенно, словно пытался запомнить меня. Я же почувствовала себя униженной и глупой, уже жалея, что ввязалась во все это, но он не дал мне и секунды на размышление.

– Иди ко мне, – сказал он и подал мне руку. – Иди, поцелуй меня и ничего не бойся, – попросил он, нежно улыбаясь.

Поезд начал притормаживать, видимо, подъезжая к какой-то станции. За окном мелькали редкие огни, стук колес приглушал мои страхи, а Алексей вдруг стал так нежен и так умел, он привлек меня к себе с такой страстью, что все остальное вдруг утратило какое-то значение. Мы оба оставили позади все, что составляло нашу настоящую, но такую нереальную сейчас жизнь. Все, что было где-то там, в точке А, все, что мы собирались найти в точке Б, оставив поезд завтра утром, на вокзале, – это будет потом. А сейчас – только его руки, прекрасные и сильные, уверенно прижимающие меня к себе, с восторгом принимающие мое тело как подарок, ласкающие его, сводящие меня с ума. Да, эти руки хотели меня, они действительно меня любили, и я, утратив остатки разума, хотела только одного. Чтобы эта ночь не кончалась, чтобы это мгновение длилось, и его губы, нежные и страстные, продолжали меня целовать, а его прекрасное лицо, искаженное желанием, оказавшееся в страсти еще красивее, еще мужественнее, его лицо все так же заслоняло от меня весь остальной мир, не отпуская моего взгляда ни на секунду.

– Теперь ты моя, – прошептал он в момент, когда я меньше всего была склонна ему перечить. Его – так его, раз ему так нравится.

– Совершенно твоя, – прошептала я в ответ, прижавшись щекой к его груди, и заплакала.

Он обнял меня, потянулся, не отпуская от себя, стащил с соседней полки одеяло в действительно чистом и белом пододеяльнике и замотал меня в это одеяло вместе с собой. Мы сидели, обнявшись, и молчали. Он не пытался меня успокоить, этого, собственно, и не требовалось, мои слезы не были слезами горя. Это только выход эмоций, переполнявших меня, не больше. Он с любопытством смотрел на меня некоторое время, а потом, когда я поутихла, спросил:

– Теперь ты можешь рассказать мне о себе, Диана. Ты замужем?

– Что? – ахнула я и рассмеялась. – Ты теперь спрашиваешь об этом?