Счастье в награду - Стоун Кэтрин

— Физической смерти?

— Посредством голодания, или пластических операций, или еще какой-нибудь чертовщины, помогающей достичь пропорций, просто нереальных для нормальной женщины.

— А какую теорию вы признаете?

— Ту, в которой Барби считают просто куклами — не хуже и не лучше других. Компаньонками, а не соперницами. Может, даже подругами. — Она передернула плечами, отчего взметнулись пышные рыжие кудри. — И я не вижу ничего дурного в том, что у маленькой девочки есть милая, опрятная подружка, с которой можно не расставаться никогда.

— А какая из этих Барби ваша?

«Покажи мне, как выглядит твоя верная подружка, неразлучная с тобой с самого детства. Та, с которой ты не расставалась даже тогда, когда рухнули все мечты и вера в счастье. Та, которая не изменила тебе, несмотря на жестокость и несправедливость остальных. Покажи мне ее, Гален! Познакомь. И мы будем говорить о куклах как можно дольше, чтобы не вспоминать о крадущейся по пятам смерти…»

Но он так и не дождался этого полушутливого, полуторжественного знакомства. Синие глаза подернулись печальной дымкой. Он просил о том, что давно было утрачено. Что погибло навсегда.

— Ее здесь нет.

— А где она?

— Кто его знает. Она была… то есть она осталась… у моей матери. И когда я ушла из ее дома, Барби осталась там.

Дом ее матери. И Барби, принадлежавшая ее матери. Матери — а не ребенку. Судя по всему, эту заблудшую дочь с ее коробками так же несет по волнам, как и его, Лукаса, — бесприютную, мятущуюся душу.

Бесприютный? Это он-то, Лукас Хантер? Да. Потому что та роскошная, но мертвая коробка, в которой он живет, не может считаться домом.

Тем временем Гален шагнула в сторону от него, к своим куклам.

Но не сразу присела к ним на диван, а задумалась, рассеянно глядя на журнальный столик со стеклянной крышкой. Ее тонкий бледный пальчик принялся выводить на гладкой поверхности замысловатые узоры, прокладывая трассу невидимого слалома между обрывками яркой ткани и катушками ниток.

«Вот тебе крест, и чтоб я сдох, и лопни мои глаза…»

Она коснулась острого кончика иглы.

— Он что же, на самом деле…

«Нет, я не хочу с тобой об этом говорить!» Но разве Лукас мог выбирать?

— Да. Он протыкал им глаза. Но честное слово, Гален, он делал это тогда, когда они были уже мертвы.

Гален не выдержала и резко, до боли зажмурилась. А потом, все еще не в силах отвести взгляд от швейной иглы, спросила:

— Как они погибали?

— Он пользовался ножом.

— Да. Я знаю… — Варварски изуродованные тела упоминались в каждом сообщении. — Но как именно?

— Гален!

— Поймите, мне действительно нужно это знать. Пожалуйста, не надо меня жалеть! Я не собираюсь падать в обморок…

— Не сомневаюсь.

— Так как же они умерли?

«Как?..» — переспросил про себя Лукас в напряженной тишине. Это должно было выглядеть жутко. Ужасно. Они умирали, глядя на то, как пульсирует алый фонтан их собственной крови. Чувствуя его удивительное тепло до самой последней секунды, когда тело начинало биться в агонии.

— Он вспарывал им горло. — Быстро, уверенно, безболезненно. И безжалостно.

— Он рисовал на их телах крест? Этим своим ножом?

— Да. Рисовал. После их смерти.

— Он делал с ними что-то еще? — Вопрос прозвучал едва слышно, невнятно, но Гален считала, что должна знать все до конца. — Нет. Больше он ничего не делал.

Она подняла смятенный взгляд — синие глаза ярко блеснули из-под рыжих кудрей — и с удивлением произнесла:

— Судя по всему, он абсолютно уверен, что его не смогут поймать.

— По-научному это называется избыточная самооценка — обычное следствие мании величия.

— Да, похоже на это.

— И он действительно себя переоценил, совершив свою самую большую ошибку.

— Когда позвонил мне?

— Когда позвонил вам. Мы доберемся до него, Гален. — Эта фраза звучала не просто как обещание — как клятва.

Осмотр квартиры продолжался, и Лукас неожиданно для себя стал смотреть на вещи не с профессиональной, а с личной точки зрения. Ему почему-то захотелось увидеть сувениры из ее прошлой жизни: фотографии семьи или близких — будь то покинутая мать или оставленная Барби. Может быть, где-то стоят ароматизированные праздничные свечи, или коллекция смешных фигурок, или хотя бы картинки в золоченых рамках?

Но он не нашел ничего. Только на столике возле кровати лежала какая-то книга.