Какая еще любовь? - Майклз Кейси

— Нет-нет, Молли обязательно должна быть на прогоне. Кстати, ты тоже можешь прийти, если хочешь.

У Лиззи так загорелись глаза, что Молли даже губу закусила, чтобы скрыть улыбку.

— Правда можно? А в прошлый раз вы говорили, что, если я еще хоть раз загляну в театр, когда там идет репетиция, вы меня сварите в кипящем масле. Ого, Молли, не знаю, как ты дядю Ника обрабатываешь, главное, делай это подольше.

Молли приложила все силы, чтобы не издать ни звука. Но как только за детьми захлопнулась дверь, она повалилась на кровать, захохотала и задрыгала ногами.

— Ничего смешного, — Доминик с размаху плюхнулся на кровать рядом с ней. — Думаешь, она знала, о чем говорила?

— Господи, надеюсь, нет, — утерев слезы, сказала Молли. Потом перекатилась на живот, подперла голову рукой и посмотрела на Доминика. — А с какого класса у них начинается половое воспитание?

— Ты правда хочешь об этом поговорить?

— Не особенно. — Молли перекатилась на спину и вскочила с кровати. Еще одной атаки платье не выдержит. Иначе по степени его измятости миссис Джонни наверняка поймет, что происходило — почти произошло — сегодня в комнате Молли. — Но вместо этого мы можем обсудить Малыша Тони. Бедный мальчик.

— Почему это «бедный»? — Доминик все еще валялся на кровати. Выглядел он ужасно соблазнительно, прямо как тройная порция сливочного мороженого с карамелью. — Обыкновенный хороший мальчик.

— Да, но это не объясняет, почему ты издевательски называешь его Малыш Тони, — глядя в стоявшее на туалетном столике зеркало, Молли поправила прическу и заново нанесла на губы блеск,

— Может, немного обидно… Своего брата я зову Тони, а тех, кто не приходится нам родственниками, — Энтони. Поэтому Малышу Тони не подходит ни одно из этих имен. Не мог же я назвать его Младший. Так что брата теперь зовут Большой Тони, а парня — Малыш Тони.

— Тогда уж лучше Малыш Энтони, — скривилась Молли. — О, так вы музыкальная семейка: «Малыш Энтони и Империалы»! ^[13]

— Точно. Ты знаешь эту группу?

— Я люблю старичков. «Подушка в слезах», «Разбитое сердце». А, и еще «Шимми, Шимми, Коко-боп». Обожаю. Хотя в основном я урывками слушаю все, что показывают ночами по телевизору.

— Ты смотришь телевизор по ночам? А спать когда?

— Спать вообще вредно, — улыбнулась Молли. — Надеюсь, ты понимаешь, что называть его Малышом Тони, если он не из той группы, невозможно. Что, если он вырастет и станет выше отца? Тогда вы станете называть их Дряхлый Тони и Юный Тони?

— Об этом мы как-то не подумали. Особенно о Дряхлом Тони. Может, что-нибудь подскажешь?

— Подскажу. Спроси самого Малыша Тони, как он хочет, чтобы его называли.

— А что, неплохо. — Доминик встал с кровати. — Надо этим заняться.

— Как, прямо сейчас? А обед? Ты что, забыл — бутерброды с арахисовым маслом и джемом?

Доминик распахнул дверь в коридор и широким жестом пригласил Молли вперед. Она быстро надела сандалии и вышла.

— Знаешь, тебе все это скоро надоест, — проговорила она, спускаясь по лестнице. — Все это отлично, но не твое.

— Что не мое?

— Перестрелки из водяных ружей, арахисовое масло, виноградный джем. Все это очень весело, но если больше ничем не заниматься, скоро надоедает. Ты просто играешь.

— Да? А как же ты? Тебе самой это не надоест за две недели?

— Только не за две недели. Хотя, конечно, рано или поздно надо будет подыскать себе еще что-нибудь.

— Новую работу.

— Не болтай чепухи. Новая работа — новая игра. За десять лет я только и делала что играла. Точнее, я всю жизнь только и делала; что играла. И я никогда не упускаю своей цели. Как комар. Не веришь — спроси у Джейни. Она тебе все расскажет. У нее память, как у Эйнштейна.

Доминик взял ее за руку, остановил и мягко развернул к себе.

— Это было предупреждение, правильно? Не успею я к тебе привязаться, как ты уже исчезнешь.

К ее искреннему удивлению, от этих слов в сердце у Молли что-то оборвалось.

— Да, предупреждение. Мне бы очень хотелось сказать тебе: я не такая, я гораздо лучше, но — что есть, то есть. Я стараюсь не… привязываться. Сильно.

— А как же твоя кузина? К ней ты привязана.

Молли опустила голову.

— К ней — да. Но она мне как семья. Я за нее могу убить. — Она подняла голову и с улыбкой взглянула на него. — Эй, не будем так углубляться. Это вредит моему беззаботному образу.

Доминик погладил ее руки — сверху вниз, снизу вверх — и сжал ладонями локти.