Путешествие в страну мужчин - Климова Юлия

– Мы договаривались только на один раз!

– Аппетит растет во время еды. Ты невнимательно читаешь свою энциклопедию, глянь про аппетит, уверен, ты узнаешь много интересного. Я к деревне, здесь связь плохая, а ты навести девчонку, как там она поживает.

– Но…

– Не гунди, Тяпа.

Павел вышел, скрипнув дверью, а Степан поджал ноги под стул. История первого похищения… Кошмар!

Проведя резко вспотевшими ладонями по коленям, он зажмурился и искренне произнес:

– Раиса Антоновна, я больше так никогда не буду, возьмите меня обратно.

К баньке Степан шел крадучись, постоянно оглядываясь, тяжело вздыхая. И что за наказание такое! Почему именно он должен сторожить девчонку? Павел кашу заварил, вот пусть сам и расхлебывает. И деньги пусть себе оставляет, и в тюрьму потом садится. Непонятно, зачем ему вообще понадобился напарник?

– Муки-то какие я принимаю, – простонал Степан, представляя зал суда и шеренгу разгневанных присяжных. – Наверняка самый большой срок дадут и на здоровье не посмотрят.

А если у Кати Шурыгиной хорошая память на лица? Составят потом фоторобот и обклеят серыми бумажками всю Москву, Раиса Антоновна пойдет за хлебом и увидит. Конечно, похожих людей много, и найти иголку в стоге сена затруднительно, но, если верить детективным историям, преступника обычно губит излишняя уверенность в себе, а еще случай. Повезло – не повезло. И очень часто не везет.

– Может, голову чем-нибудь обмотать? – вслух задумался Степан и замер, осознав, что уже давно стоит перед дверью баньки, и если Катя Шурыгина не поленилась найти какую-нибудь самую маленькую щелку, то… – Уф, – только и смог он выдать и тут же прислонился спиной к бревенчатой стене.

Надо бы с девчонкой о чем-нибудь поговорить. Жива ли? Или хочет чего? Нет, он не собирается выполнять все ее капризы! Кто тут похититель, а кто похищенный? Степан, пытаясь взбодриться и погасить страх, гордо выпрямил спину. Но по-человечески он мог бы немного облегчить ее страдания. И потом на суде она обязательно должна сказать, что он был учтив и заботлив.

И жалко ее, бедолагу, томится под замком безвинно.

Пытаясь обозначить свое присутствие, Степан кашлянул.

Тишина.

– Гхм, – издал он, прислушиваясь. – Гхм, гхм!

Тишина.

– Екатерина… э-э… как вы себя… э-э… чувствуете?

Тишина.

– Есть ли у вас… это… как его… какие-нибудь просьбы?

Тишина.

А вдруг у нее тоже случаются приступы клаустрофобии? Сердце начинает частить, воздух кажется тяжелым с металлическим привкусом, горло перехватывает, и до удушья остаются считаные минуты… На лбу Степана выступили капельки холодного пота. Сглотнув и нервно пригладив рыжие волосы, он отлип от стены, встал точно напротив узкой двери баньки и подался вперед. Девчонку-то, возможно, нужно спасать!

– Екатерина, отзовитесь! Кхе… кхе… Воды не требуется?

– Да пошли вы, сволочи!!! – шандарахнул гневный ответ.

«Нет у нее никакой клаустрофобии», – с огорчением подумал Степан, теряя в лице Екатерины Шурыгиной «сестру по болезни». Голос звонкий. Тахикардия? Вряд ли. Жива, бодра и сердится. И к тому же послала его куда подальше… Негодяй, мол, плохой человек, похитил и заточил в башню, столкнул нос к носу с тяжелыми бытовыми условиями, лишил дома, семьи…

– Выпустите меня немедленно! Иначе я разберу эту халупу на бревнышки! Гады!

– Ну и молодежь пошла, а с виду нормальная, спокойная… – прошептал Степан, опасливо отступая на шаг. Но, с другой стороны, девочку понять можно, вот только лучше бы она была тихой и несчастной. – Э… как ваше самочувствие? – погромче спросил он.

– Плохо!

– Но… что-нибудь нужно?

– Да!

– А что именно?

– Туалет!

Уши Степана заалели, точно флажки на демонстрации.

– Но-о-о… у вас же есть ведро… в уголочке стоит…

– Вот сами в ведро и…

– Хорошо, я понял, – торопливо ответил Степан и вжал голову в плечи. Именно этого он и боялся: Екатерина Шурыгина под разными предлогами начнет проситься на свободу, а он будет вынужден отказывать. Ужасное, ужасное напряжение для нервной системы! Предынсультное состояние. Бессовестная девчонка – есть же ведро! Зеленое, почти новое! – Вы, барышня, слишком многого хотите. Я не собираюсь выполнять все ваши пожелания. Имейте совесть…

– Вы же сами спросили: чего я хочу, – раздался резкий голос «заключенной».

– Спросил, – нехотя согласился Степан, изучая лепешку лишайника, удобно устроившуюся на нижней доске двери. – Но… вы должны понимать…

– А теперь я хочу есть!

– Э…

– А потом я опять захочу в туалет!

– Но…

– А затем опять есть! Негодяй! Отпусти меня, а то хуже будет! Мой папа вас всех убьет!

Лоб Степана вновь покрылся холодным потом. Струйка потекла по виску, щеке и, шлепнувшись на ткань тонкой рубашки, превратилась в маленькую, но довольно некрасивую кляксу. Он уже совершенно запутался: кто из них плохой, кто хороший, кого нужно жалеть, кому оказывать помощь… Должен он сейчас злиться или нет? И двухсот тысяч долларов за такое «чудо» не мало ли? Или им самим еще придется заплатить, чтобы папочка забрал любимую дочку?

– Избалованная девчонка, – насупился Степан, старательно выращивая в душе гнев. Пух! – проклюнулся первый робкий росток и уверенно потянулся вверх, набирая силу. Но уже через несколько секунд листочки задрожали, стебелек ослаб, и на месте гордого побега осталась лишь сморщенная потемневшая закорючка. Не получается сделать из Екатерины Шурыгиной виноватую. Никак не получается.

– Там хлеб и сушки в пакете, – торопливо начал Степан, вытирая ладонью пот с лица, – и бутылка с водой на полу.

– И ведро ваше вонючее рядом!

– Почему вонючее? Почти новое.

– А вы в него нужду не справляли? – Голос «заключенной» на этот раз был озабоченно-деловитым.

– Нет, что вы! – замотал головой Степан. – Это ваше личное ведро! То есть личный туалет.

– Ладно, – донесся спокойный ответ. – А вы кто?

– Похититель, наверное…

– Толстый или худой?

– А?

– Вы тот, что пониже и потолще, или тот, что повыше и похудее?

– Потолще, потолще! – отчаянно выпалил Степан, клятвенно прижимая руки к груди. – Рыжий! И уши немного торчат!

Только бы его не перепутали с Павлом – это обидно и даже несправедливо. У них же нет ничего общего! «Я и оказался-то здесь случайно, по недоразумению, и мыслей о подобном злодеянии у меня никогда не было. И в тюрьму я не хочу!»

Но тут Степан запоздало понял, что в уточнениях зашел слишком далеко, осталось только паспорт девчонке показать, и все – сушите сухари, собирайте вещи.

– А может, я и не толстый! – выдал он, отрекаясь от ранее сказанных слов. – И волосы у меня черные! И уши… – «Какими же бывают уши?» – И уши… небольшие… овальные!