Трудная дорога к счастью - Герцик Татьяна

Костя запальчиво поправил:

– Не просто, а любимая двоюродная сестренка. Мы выросли вместе, в старом доме, там, в Липовом переулке. В школу ходили и в студию бальных танцев… – Он в смятении уставился на носки ботинок, машинально отметив, что они опять не начищены. Но это-то и понятно – ночка удалась на славу! Никогда не забудет!

Глеб не дал себя сбить с намеченного пути трогательными детскими воспоминаниями.

– А по профессии она кто?

Константин неуклюже заерзал на удобном сиденье, как будто его медленно поджаривали на раскаленной сковородке, постепенно прибавляя огонька, – становилось все горячее и горячее…

– Вообще-то она врач. – Потом уныло уточнил: – Врач на «скорой помощи»…

Глеб застонал про себя и крепко зажмурил глаза. Скорая помощь! Врач! Все стало ясно: и ночное стояние на перекрестках, и визиты полуодетых мужиков в неурочное время. Оставалась одна непонятная деталь.

– Что за парень обитал у нее в июле?

Костя жалобно пояснил, уже не рассчитывая на снисхождение:

– Это жених другой моей кузины, но с отцовской стороны. Они там жили, следили за домом, пока Ольга отдыхала на Черном море…

Глеб тяжело посмотрел на паршивца, так долго державшего его в нелепом заблуждении. Руки дико чесались. Зверски захотелось схватить типчика, устроившего ему такую подлянку, и врезать промеж глаз. В голове мелькнула мысль: может, вызвать его на улицу, как в детстве, и от души вздуть? Он кинул бешеный взгляд на сконфуженного Пепеляева и отказался от зловещего намерения. Если он еще надеется оправдаться перед девушкой, не стоит выбивать зубы ее родственникам. Стараясь успокоиться, несколько раз с тигриной грацией прошелся по кабинету, остановился перед притихшим Константином, чувствующим себя совершенно раздавленным свалившимися на него в последнее время непосильными тяготами.

– Ну что ж, все понятно. Решил проучить наглого зарвавшегося начальничка? Чтоб человечнее стал?

Костя еще больше вжался в кресло и отчаянно замотал головой, пытаясь отрицать ужасное обвинение.

Глеб неумолимо продолжал:

– Как потешался, наверное, видя, как я принимаю хорошую милую девушку за беспринципную шлюшку?!

Костя мученически воздел красноватые глаза к небу в ожидании Божьей поддержки, уже не надеясь больше на свои слабые силы. От уничижительного тона Глеба стало стыдно, щеки горели, ладони вспотели, чувствовал он себя глупым, нашкодившим щенком. Как оправдываться, не знал. Босс был прав. Все обвинения приходилось принимать.

Глеб посмотрел на свои судорожно сжатые кулаки и с усилием разжал пальцы. Потряс кистями рук, чтобы сбросить напряжение. Задумался ненадолго, спросил:

– Оля сегодня на дежурстве?

Константин с трудом посчитал смены. Неуверенно доложил:

– Вроде бы нет, если никого не подменяет. Она больше по ночам дежурит, ее постоянно просят в ночь выходить, она ведь пока не замужем…

Глеб сразу насторожился.

– Пока? А что, кто-то есть на примете?

Константин неловко замялся, боясь ляпнуть лишнее.

Он и так здорово накуролесил в последнее время. Глеб замер. Неужели опоздал? На сердце сразу стало тяжело. Костя невольно отметил, что шеф за краткие десять минут разговора постарел лет на десять. Стали видны морщинки и тени под глазами. И ужасная усталость, как будто это он, а не Костя, не спал всю ночь, борясь с водопроводной стихией.

Шеф посмотрел на стенные часы. Они бодро отсчитывали одиннадцатый час. Перевел суровый взгляд на сотрудника и отчеканил, снова перейдя на вы:

– Идите работайте, Константин Сергеевич! И не думайте, что все так просто кончится, мы с вами еще встретимся!

Костя поплелся к выходу, сгорбившись, чтобы стать незаметней, и не веря, что уходит из кабинета живым, а Глеб стремительно выбежал из офиса, сел в машину и погнал к поселку. Его охватило ошеломляющее, потрясающее облегчение, близкое к эйфории. Испепеляющие душу мысли о ее любовниках оказались его вымыслом, не больше. Конечно, вставала новая сверхсложная задача – помириться с жестоко обиженной им девушкой, но разрушительной горечи и чувства унизительного стыда за свой неразумный выбор он уже не испытывал.

Подъехав к дому Ольги вплотную, остановился рядом с калиткой под сенью большой стройной рябины, захлопнул дверцу машины, посмотрел вокруг. Тишина, птички щебечут, в палисадниках цветут добрые старые мальвы, петунии и золотые шары. Кругом ни души. Как в безмятежной деревне, а не в центре миллионного города. Поколебавшись и зачем-то поправив рубашку, хозяйскими шагами подошел к калитке, отодвинул деревянную задвижку, вошел в огород.