Полет над разлукой - Берсенева Анна

Рома явно Оруэлла не читал и недоуменно рассматривал плакаты со стебными воззваниями, развешанные на стенах: «Парнокопытные всех ферм – в стадо!», «Снесем шесть яиц за пять дней!»…

– Стойла какие-то, – поморщился он, оглядев зал. – По-моему, зря пришли. Или я чего не понимаю?

– Ничего, – успокоила Аля. – Это книга есть такая, по которой тут все сделано, вон она, на подставочке лежит. Зато, смотри, салатный бар хороший.

Салатный бар располагался под аркой, украшенной знаменитым лозунгом: «Все животные равны, но некоторые равнее!»

– Ну, пошли, – вздохнул Рома. – Взять тебе салат?

Салаты были почти домашние – как, впрочем, и другие блюда. Увидев в меню вареники с картошкой и с вишней, Рома несколько смягчился.

– Не для вечера, конечно, – сказал он, – но в обед заскочить перекусить – нормально.

Аля улыбалась, проглядывая названия блюд: «Ужас человечества», «Поросячий визг»… Ничего особенного не было в этом заведении, но все было не пошло и непринужденно.

Они с Ромой сели за столик на двоих в одном из «стойл», и Аля предложила ему заказывать самому. Только оказавшись рядом с салатным баром, она поняла, что проголодалась, поэтому ей все равно было, что съесть.

К тому же она понимала, что и так разочаровала его, отказавшись пойти в хороший ресторан. По Роминому костюму, а особенно по диоровскому галстуку, было понятно, что он рассчитывал именно на это, и Аля еще раз удивилась его безропотности. Так что грех было не доставить ему хотя бы маленькое удовольствие: просматривать меню, выяснять у официанта, что «Покровитель овец» – это баранья спинка, выбирать вино…

И выпить было приятно: от первых же глотков щеки у нее заалели не хуже, чем бокалы с красным вином.

– Ты красивая такая… – Рома смотрел на нее, не отводя глаз. – Цвет этот идет тебе… Тебе все идет!

Наверное, он имел в виду цвет ее блузки – «королевский синий».

– Он всем идет, – улыбнулась Аля. – Благородный потому что.

Она замолчала. Рома тоже молчал. Но он-то мог сколько угодно молчать, просто глядя на нее и не чувствуя ни малейшей неловкости. Она же чувствовала, что невозможно до бесконечности длить эти странные недомолвки.

– Рома, – первой не выдержала Аля, – ну скажи мне, зачем тебе все это? Нет, я понимаю: у тебя возраст такой, жениться пора, квартиру вот купил, теперь нужна хозяйка. Но почему ты решил, что я гожусь на эту роль?

– А что, готовить не умеешь? – спросил он. – Так это ерунда, я…

– Да умею я готовить, – поморщилась Аля. – Было дело, научилась. Не в том дело. Просто… – Она запнулась, не зная, как объяснить ему, облечь в понятные слова то, что чувствовала в себе. – Ну, профессия у меня такая. В роли надо вживаться, об остальном забывать! – Аля обрадовалась, что наконец-то нашла вразумительные слова. – У меня ведь три большие роли уже сейчас, и четвертую репетирую. Вот я сейчас с тобой говорю, а сама о них думаю, понимаешь? И всегда у меня это на первом плане будет, а остальное так, в свободное время, которого к тому же нет. Надо тебе это? И ведь…

– Ты в том смысле, что мне бы чего попроще? – вдруг перебил он. – Что не по себе замахнулся?

Ей стало стыдно, что он об этом подумал. Но ведь она и сама думала об этом…

– Я не знаю, – опустив глаза, выговорила Аля. – Может быть, дело не в том – хотя и в том, конечно, тоже. Но ты понимаешь, я просто не хочу тебя обманывать…

– А ты меня не обманываешь. – Он покачал головой, провел рукой по лбу. – Да меня, может, мало кто так не обманывал, как ты! – Аля видела, что он все больше волнуется с каждым словом. – У меня ведь женщин много было, и очень даже были ничего. Но у всех взгляд такой… Такой взгляд цепкий, просто противно. Когда домой заходят, когда меня оглядывают. Как на аукционе – оценивают… Ты вот меня не спрашиваешь, а я ведь потому и не женился: не верил им никому. Это ж только в двадцать лет кажется, что бабы на улице валяются, только руку протяни… А тебя как увидел – ну, еще в клубе, когда ты три джина принесла, – так сразу и ахнул: надо же, она вот какая есть, такая и есть, никем казаться не старается. Весь вечер на тебя смотрел, все думал, как же это можно, совсем не притворяться. Даже напился из-за этого. Помнишь?

– Ну, еще бы, – улыбнулась Аля. – Как не помнить! Еле домой от твоего дома добралась, на ходу засыпала.

Он покраснел.

– Конечно, свинство, что я тебя за руль посадил… Но я ж правда запьянел, Алечка, соображал медленно! Я и потом все время на тебя смотрел, только же из-за тебя в «Терру» эту приходил… Ты что думаешь, я такой положительный, такой тупой, что мне только клушку какую-нибудь?.. Да мне, может, наоборот! – Он судорожно глотнул вина, красная капля пролилась на светлую рубашку. – Только ты не думай, что я тебя хочу как игрушку дорогую, я ж совсем не то… Я бы тебя на руках носил, Алечка!

Она не могла поднять на него глаза и чувствовала, что слезы вот-вот закапают прямо на стол.

«Боже мой! – думала Аля. – Вот, любовь… И кому – мне! Почему, за что, зачем? Сколько женщин счастливы были бы, а досталось черт знает кому…»

– Рома… – Она наконец решилась взглянуть на него. – Но ведь я тебя не люблю, неужели ты не видишь?

– Вижу, – ответил он, помолчав. – Я ж говорю: ты такая, как есть… Странно прямо, я думал, артистки все время притворяются! Но что ж мне теперь делать, Аля? Поживи со мной – может, полюбишь… Тебе со мной ведь не противно было, а? А я после этого ночей не сплю, только о тебе… Думаешь, я тебе мешать буду? Насчет театра… Да вживайся ты куда тебе там надо! Ты что хочешь будешь делать, я же ни в чем…

Он замолчал на полуслове, словно задохнулся, и снова глотнул вина.

Але хотелось провалиться прямо сквозь пол ресторанного стойла.

«Вот скажи сейчас «да», – стремительно мелькало в голове. – Даже не надо говорить «люблю», ни в чем обманывать не надо. Просто скажи: Рома, буду жить с тобой. Тебе неплохо, а он счастлив будет, он только этого и ждет, ни о чем другом не просит. Почему ты молчишь?»

Она не могла понять, каким скована запретом.

– Рома, давай я подумаю, а? – наконец произнесла Аля, от стыда едва не плача. – Я понимаю, это нехорошо как-то, глупо, допотопно… Но дай ты мне подумать! Это нетрудно, конечно, – к тебе перейти. Но я не хочу тебя дразнить, понимаешь? Прийти, уйти…

Он молчал, по-прежнему глядя на нее. Аля давно уже заметила, что, когда Рома волнуется, капельки пота выступают у него на лбу, на высоких залысинах, и он судорожно вытирает их – платком, краем одеяла… Рома промокнул лоб салфеткой, свернул ее с медлительной и невеселой аккуратностью.

– Что сказать, Аля? – произнес он. – Я понимаю… Не думай, я и не ждал, что ты мне на шею кинешься. Все же понятно… А все-таки: переходила бы все-таки, а? Тогда, на Новый год, помнишь – не думала, а так все хорошо получилось. А подумала бы – и не пошла бы…